Я вот и Колю Воронова уже не успел, кажется, поздравить с его 75-летием… Я окончательно задержал вопросы для беседы с Валей Распутиным: а он мне сам сказал — ну давай-давай, где они? (для продолжения нашей с ним беседы «Многобедное наше счастье — жить в России», была опубликована в журнале «Российская Федерация сегодня»).
Или я никак не войду в московский ритм… или никак не приму его: это, мол, надо — кровь из носа!
А у меня все больше — как Бог даст.
Но что я собирался сказать в честь Николая Алексеевича Некрасова. Он один из любимейших поэтов Калашникова. Кроме Есенина, пожалуй, что мне Калашников при одной из последних встреч, сдается мне, целенаправленно, внушать взялся — прочитал известное есенинское послание Демьяну Бедному: о том, какого Господа Бога он готов принять, а какого — нет… Тем самым Михаил Тимофеевич как бы двух зайцев бил сразу: и отводил от себя возможное обвинение в угрюмом атеизме, и любовь к литературе еще раз подтверждал… что-то он такое, по-моему, просчитал задним числом из наших разговоров о вере, все больше, естественно, — об Архистратиге Михаиле, которого на празднике в Свято Михайловском монастыре один чиновник второпях назвал «аристархом»… грехи-наши! Заставил меня вспомнить пожилых казаков, пришедших в пешие ряды «возрождения» из Советской армии: крестное знамение они обычно сокращали до «крестного знамени»…
…так вот: Некрасова Конструктор готов читать наизусть до бесконечности, не говоря уже о том, что чуть не ежечасно его цитирует. И мне все думалось: где тут — нажитое самим, а где из детства, из тех зимних вечеров в крестьянской избе, когда и не хотел бы, да невольно запомнишь: либо старшие бубнят, учат, либо выученное «рассказывают».
И вот однажды вечером просматривали у него дома в Ижевске «семейные» записи, сделанные Еленой, старшей дочерью, в родном селе Михаила Тимофеевича на Алтае.
Обе старшие сестры его тогда были живы: одной крупно за девяносто, другой на несколько лет меньше, но прибаливала она сильнее — первая и померла, кажется…
И вот в семейном кругу ее просят «в камеру»: ну, расскажи стихи, что ты любишь, расскажи… Она переспрашивает начальной некрасовской строчкой: эти, что ли?
«Эти, — старшая соглашается, — рассказывай, давай…»
Младшая медленно и тяжело начинает вставать, и Елена, дочка Калашникова, говорит ей — снова «в камеру»:
— Да вы — сидя, сидя!
— Нельзя сидя, — говорит она убежденно, когда, наконец, встает. — Стихи надо — стоя!
Мера народного уважения к русской литературе вообще, которая, как недавно еще «демократы» талдычили, «ничему свой народ не научила»… И к Николаю Алексеевичу Некрасову — в частности.
«Номенклатурный» батюшка
Позвонил в Армавир отцу Сергию: сказать что написал о нашей с ним поездке в Ставрополь.
Хорошо, батюшка говорит: почитаем.
И в дополнение рассказывает такую историю: когда церковь была построена, поехал, мол, в Мало-абазинку с бутылкой хорошего молдавского коньяку… Сами, мол, говорю Ахло, не пьете, ваша вера, знаю, не позволяет. Но, глядишь, мол, кого-нибудь из своих гостей угостите.
Вот Ахло и угостил…
Собрались у него на мальчишник, значит, руководящие отрадненцы — на шашлыки да на шулюм. Зарезал Ахло барана. А когда выпили, выставляет на стол коньяк батюшкин и говорит: эту бутылку привез мне один из руководителей вашего Отрадненского района. Попробуйте догадаться, кто. Давайте так: каждому три попытки. Не угадал — ставь. Одну единственную. А кто угадает, тому я — три.
Народ был, само собой, не последний — все шишки районные. Вот и давай они теперь перебирать, значит, фамилии отсутствующих: нет и нет! К утру измучились совсем, а перед Ахло стояла гора бутылок: всю ночь бегали к машинам, где в «бардачке» — обязательная, значит, председательская заначка…
Взмолились, наконец: ну, скажи, скажи?
Он и говорит: батюшка ваш!
А они: поп?!.. Да не может быть!
Да почему не может? Такой же номенклатурный работник, как и вы все…
А они — опять: поп?.. Номенклатурный работник?! Это я уже от себя: представляю, в какую глубокую задумчивость они впали…
Об этом есть у меня в «Заступнице»: как один из членов комиссии, проверяющей мало того, что незаконное — якобы со злоупотреблениями ведущееся строительство церкви, отвел отца Сергия в стороночку и тихо спросил:
— Надеюсь, вы член КПСС?
— А вы у себя в райкоме проверьте! — нашелся батюшка. После чего проверяющий приехал в райком, зашел в сектор учета и говорит: