Выбрать главу

«Икарус», трубя на вираже, теснит меня к краю дороги. В выго­ревшей траве на обочине копошится петух с огненным гребнем. Замед­ляю ход. Петух некоторое время бежит перед машиной возле правого колеса. Он смахивает на босяка, заложившего руки в карманы.

Торможу. Петух тоже останавливается, вытянув шею, недоуменно озирается.

Приехали...

Глава четвертая

ПОЛЯ ДРЮНЬКОВА

Только я ребят накормила, тарелки грязные собрала, слышу, у во­рот кто-то зовет:

— Пело!.. Пело!..

По голосу вроде Жужуна. Выглянула — она.

— Заходи,— говорю,— во двор, посиди в тени, жарко очень.

— Спасибо, Пело, генацвале, некогда сидеть, дома дел много. По­лучи газеты. И вот еще письмо тебе пришло,— протягивает через же­лезные прутья.

Как услыхала я про письмо, так у меня сердце и упало. Бросилась через двор, а Жужуна смеется.

— Не бойся, глупая. Хорошее письмо. Разве я плохую весть при­несу...

Я и то себя одернула. Незачем так кидаться, еще чего подумает, разнесет по деревне: Полина от кого-то весточку ждет. Даром, что ли, почтальонша? Взяла газеты и письмо тоже. Самой не терпится на кон­верт взглянуть, но говорю еще раз:

— Заходи, водички холодной попей.

— Спасибо, моя хорошая, не беспокойся,— и в черном своем платье, в черных чулках, зонт на плече, пошла вдоль частокола в гору.

Села я на скамейку под деревом, газеты на стол бросила, на кон­верт смотрю. Почерк Веркин, и обратный адрес наш. Чую, в конверте что-то лежит. Верка хоть и обожает длиннющие письма писать, такого толстого ей не накатать. А с обратной стороны на конверте как раз по заклеенной линии печатными буквами выведено: «Осторожно, фот­ки!!» Надорвала я уголок конверта, мизинец в дырку просунула, ми­гом конверт распотрошила. Выпали из него две фотки. Глянула. Гос­поди! Гроб несут! И на второй — гроб на столе, а вокруг люди. Мне аж худо стало, голову как-то книзу потянуло. Хочу кликнуть, чтоб воды, да дома-то никого. Ребята как полопали, так и дунули на речку. До­ментий сегодня на дежурстве, а свекровь и захочет встать, не сможет. Взяла себя в руки, подобрала фотки, стала разглядывать. Кое-кого зна­комых узнала, а кто в гробу лежит, не узнать. И узнать боязно. Тут только про письмо вспомнила. Заглянула в начало, потом подальше, слова все неразборчивые, вроде как сливаются, и вдруг три слова вы­перлись: «...наша бабушка померла...» Я дух перевела — отлегло не­много от сердца,— стала все подряд читать.

«Здравствуй, дорогая сестрица Поля. Пишет тебе твоя старшая сестра Вера. В первых строках моего письма хочу пожелать крепкого здоровья твоим детям, мужу Доментию и тебе лично.

Мы живем хорошо, здоровье мое хорошее, и Алеша тоже взялся за ум, как-никак дочка в институт поступила, и не в какой-нибудь, а в институт культуры, нам теперь деваху нашу срамить нельзя. А Вася будущий год тоже полную среднюю заканчивает и по примеру сестры хочет подальше умахнуть, высшее, говорит, получу в Горьком или аж в самой Москве! Смотря какой выйдет аттестат. Нынче у них какое-то правило чудное, все отметки, что за школу получены, складывают, де­лят и, что тебе остается, с тем и в институт до экзаменов допускают. Объяснял он мне недавно, да я не уразумела, он так и сказал: «Ты у нас, мать, темная, без понятия, в математике не сечешь». Шутник стал, куда там! На Алешу похож, каким ты его знала: бровь соболиная, ще­ки — кровь с молоком, а глаза — как жуки в сметане.

Должна я тебе сообщить, дорогая сестрица Поля, печальное изве­стие, что наша бабушка померла и скоро месяц, как мы ее схоронили. Хотела я тебе сразу тогда телеграмму послать, да Алеша отговорил, от вас сюда путь неблизкий и обойдется в копейку, если ты прилететь на­думаешь, а не решишься — тоже казниться будешь, хорошего мало. Ты уж извини, сестрица, послушалась я его и вот через месяц сооб­щаю тебе про наше горе горькое. Померла бабушка хорошо, не мучи­лась вовсе, дай бог всем такую смерть. А до того, как болела, все шу­тила: напиши, говорит, нашей Полинке, может, она в тех краях ста­ричка грузина мне подыщет, я поехала бы, кости похрела. Холод ее донимал.

Надька-стерва на весь город осрамилась тогда. Ей вот-вот ордер на квартиру должны были дать, она и выхлопотала двухкомнатную вместе с бабушкой, дескать, старая инвалидка, а бабка возьми и по­мри! Надька три дня ото всех скрывала, чтобы двухкомнатную полу­чить, даже от меня утаила. Пришлось потом в спешном порядке хоро­нить, но все путем, Алеша с друзьями постарался, и даже музыка бы­ла, и поминки хорошие.