— Потянешь, повянешь... Молодец.
— Что ты со мной как-то разговариваешь?..— прищурясь, смотрит из-под струи.
— Как? — улыбаюсь я.
— А как-то не так. Как будто я что?.. Ты это брось! — утирается рубахой, выпрямляется и грозит мне пальцем.— Пошли, что ли, наверх?
— Я пока не туда.
— А куда ты пока? — голову держит нетвердо, как трехмесячный младенец, на ресницах повисли капли.— Никак на свою мельницу! — не переспрашивает, а передразнивает.— На ударный объект пятилетки! А как же дорогие гости? Строгий брат и невестка с племянниками? — Он ждет ответа, не дождавшись, вздыхает.— Неохота одному в гору тащиться. Неверный ты человек, Доментий. Чтоб тебя три раза подбросили и два раза поймали!
Оставляю его у родника. Теперь он в порядке. Пока доберется до дома, пропотеет хорошенько и совсем протрезвеет.
Иду назад. Навстречу дядя Альпезо. Намотал шланг на шею — вроде силача с удавом, которого мы в тбилисском цирке видели.
— Не ушел еще, Доментий? Раз такое дело, загляни в купажный. Последняя бочка на редкость хорошая оказалась.
У него всегда последняя бочка самая хорошая.
Карло окликает с платформы:
— Поехали в Зестафони! Может, чего раздобудем...
— Не могу, Карло. Никак не получится.
Стоит на платформе, смотрит вслед.
В воротах сталкиваюсь с Циалой. На ней уже накрахмаленный халат, руки в карманах.
— Гайоз не приходил?
— Гайоза не видел, но я пока здесь. Что случилось?
— Ничего. Мне не к спеху. Я подожду.
Цира в сортировочном пол мыла — поливала из шланга и сгоняла шваброй в желобки. Видно, услыхала наш разговор, окатила меня из шланга и засмеялась.
— Чем ты девчонку обидел, изверг? Признавайся!
Я постоял во дворе, обсох немножко.
Хорошо тут: воды столько, что и поплескаться можно. И родник холодный, и речка под боком. А у нас... Джано, сколько помню, все источник искал выше дома, чтоб самотеком дошла. Сам не нашел, привез специалиста, за большие деньги нанял. Обшарили они всю гору и нашли-таки источник, километрах в полутора от дома и вроде бы повыше. На пути овраги, буераки, но инженер уверял, что, раз источник выше, вода дойдет. «Теперь дело за трубами...» Отец болел тогда. Послушал он того инженера и говорит: «Толковая мысль — кошке колокольчик привязать. Да кто это сделает?» И точно, до труб не дошло, после смерти отца про водопровод и думать забыли. А у Джано, оказывается, новый план, вчера повел меня на родник и говорит: «Раз нету воды выше, давай отсюда насосом поднимем. Сейчас выпускают отличные насосы — надежные, экономные. И труб куда меньше понадобится. Треть расходов беру на себя. Ну, соня!..» А может, и правда попробовать? Трубы уложить ребята помогут. С насосом сам разберусь, в крайнем случае, Гайоза позову. Только, если воду к себе начнем откачивать, соседи заругаются...
Цира опять меня из шланга.
— Ну и жара! Представляешь, что в полдень будет...
Тетушка Мариам подмела на станции, вышла из зала ожидания на платформу и, опираясь на совок, потащилась к камере хранения. Ее остановил мужчина с портфелем и спросил что-то.
От станции на единственную улицу нашего поселка ведет каменная лестница — сорок ступенек. Поднялся и сразу увидел всю улицу: магазин сельпо с проржавевшей насквозь наружной дверью, столовую и голодных собак перед ней, аптеку, почту с покосившимся почтовым ящиком, общежитие — двенадцать окон и три балкона, увешанных тряпьем, полтора десятка ветхих домов и новый клуб, сложенный из плохо обожженного кирпича.
По другую сторону улицы над кручей две маленькие будочки: хлебный ларек и парикмахерская.
Улица кажется белой. Возле ларька толпится очередь. Рядом под старой грушей покуривают на лавке наши рабочие — Важа, Анзор, с ними дядя Альпезо.
— Ты еще здесь? — Дядя Альпезо подвигается, освобождая мне место.— Ну как, посидишь с нами?
— Он теперь не пьет,— говорит Важа.
— Да ну? — не верит Анзор.
— Он теперь с нами не пьет,— уточняет дядя Альпезо,— у него своя компания.Присаживаюсь к ним, закуриваю. Пес тоже садится неподалеку. Мы смотрим на него. Он смущенно отворачивается.
— Чем ты эту собаку кормишь, что она от тебя ни на шаг? — посмеивается Важа.
— Собаки людей понимают,— отвечает ему Анзор.
— Ну и что она такое понимает?
— Собака, отстань от Доментия! От его доброты проку нет. Иди ко мне, будешь так жить!—посыпает «солью» большой палец.
— Ника там не появлялся? — спрашивает меня дядя Альпезо.