Мама налила нам чаю, разрезала пополам «Калорийную» булочку, достала из холодильника маслёнку и пошла в комнату зашивать куртку.
Мы, хихикая, выковыряли из булочки изюм и орешки, представляя, что это тараканы, как в истории про булочника Филиппова.
— Что это, булочник? — грозно спрашивала я, изображая царя.
— Изюм-с, — почтительно кланяясь, отвечал Андрей и отправлял «таракана», который извивался в его пальцах, в рот.
Потом мама вынесла Андрюхе куртку.
— Сейчас, — сказал Андрюша, — а у вас пуговицы не найдётся? И газировки?
Мама принесла коробку с нитками, выдала Андрюхе пуговицу от моей детской шубы, большую и коричневую. Он кинул её в стакан с газировкой и сказал:
— Пуговица, ко мне!
И пуговица поднялась наверх. Потом он сделал руками пассы и сказал:
— Пуговица! На дно!
И она опустилась. Я захлопала, а мама улыбнулась под маской.
— Папа научил, — скромно сказал Андрюха, надевая куртку, — когда я маленький был. Ну, спасибо, я пошёл.
Мама закрыла за ним дверь. А я всё сидела на кухне, наблюдая, как пуговица, уже без Андрюхиных пассов, то поднимается, то опускается.
— Ну и что? — спросила мама. — Других кавалеров у вас в классе не нашлось? Без косоглазия?
— Какого косоглазия? — не поняла я.
— Ты что, не заметила? У него же глаза косят. Сколько ему? Твой ровесник? Тогда, скорее всего, глаз уже потерян. Родители у него дураки, что ли? В детстве надо было операцию сделать. Раздвинуть глаза. Это несложная операция. Помнишь Регину, у бабушки на даче? Ну, в очках. Ей эту операцию ещё в год сделали, и сейчас нормально видит, я с её мамой разговаривала.
Мама сняла маску и взяла стакан с заваренной ромашкой. Я хотела сказать, что родители Андрюши не дураки, они в разводе, и что он здоровски шутит, но что толку? Мама же сняла маску, то есть разговаривать со мной не сможет. Не будет раскрывать рот, чтобы из него не вылетели бактерии и не сели на меня. Мама всегда заботилась о моём здоровье.
Поэтому я молча сидела и смотрела на пуговицу, которая наконец-то утонула и больше не всплывала.
Но это был ещё не конец нашей дружбы. Настоящий конец настал на следующее утро.
Друг Дроботенко
Вечером вернулась Ирка. Они с Костей тогда у нас жили. Это сейчас Костя снял квартиру и забрал туда свои вещи и Ирку заодно. А раньше они жили в нашей гостиной. Целых полгода мне приходилось накидывать поверх ночной сорочки халат, чтобы мимо Кости пройти, и сушить бельё не в ванной, а в своей комнате. И картошку на него тоже чистить.
Правда, когда родители уезжали на дачу, мы с Иркой и Костей заказывали пиццу и играли в «Дженгу» и «Монополию», но это редко.
Так вот, вечером пришла Ирка, и, пока она ужинала, мама ей что-то говорила вполголоса. А потом Ирка пришла в мою комнату, разлеглась на кровати, закинула руки за голову и спросила:
— У тебя друзья вообще есть?
— Да, — отчеканила я, сообразив, что именно сказала ей мама, — Андрюша. Дроботенко.
— Андр-рюша, — повторила она, нажимая на «р», — Др-роботенко. Надеюсь, он ещё и Игор-ревич. А то «р» маловато.
— Что тебе нужно, Ир?
— Да мамуля беспокоится… Что у тебя нет друзей.
— Как нет? У меня есть друг!
— Ну да, ну да, — повторила Ирка, но тут Костя позвал её смотреть кино.
А утром в дверь позвонили. Я опаздывала в школу, поэтому стояла на коврике в прихожей в одном ботинке, во рту — бутерброд с колбасой, на тумбочке — недопитый чай. Ирка меня потеснила и открыла дверь.
— О, — сказала она, — друг Дроботенко?
Андрюша поклонился с дурашливым видом. Я быстро жевала бутерброд. Но тут в прихожую вышел Костя. Он высоченный, весь такой красиво одетый. У него только два костюма, но оба — «Версаче», и он страшно ими гордится. И вот вышел Костя в своём «Версаче», туалетной водой пахнет за километр, и протянул руку моему «другу Дроботенко».
А Ирка сделала мне сначала страшные глаза, потом покачала головой. «Мол, ну и чудо-юдо этот твой Дроботенко». И я невольно сравнила их с Костей. Один низкий, другой высокий. Один — в мятой рубашке, другой — в «Версаче». Один — нормальный, другой — с косоглазием, которое я сейчас действительно заметила.
Я отвернулась от Ирки, допила чай. Андрюша пошёл к лестнице.
— Поторопись, — прошептала Ирка, ткнув меня пальцем в бок, — ухажёр ждёт!
— Да не ухажёр он мой, — разозлилась я, — он мне никто вообще! Абсолютно!
Ирка закрыла дверь, я подошла к лестнице и увидела, что Андрюша ещё на лестничной площадке и всё слышал. У него это на лице было написано.