— Ты что? — пугается она. — Что ты… что ты?! За что?
Я объясняю. Она растерянно улыбается, потом набирает воздуха и выпаливает:
— Что ты, глупенькая? Разве ты виновата? Что ты… Ну-ну… давно ты мучаешься? Дурочка! При чём тут ты?!
Я снова утыкаюсь в розовое, пахнущее яблоками плечо. Вдруг понимаю — я вон какая дылда выросла. Огромная, несуразная, как лошадь. А бабушка стала маленькой, сухонькой, как мотылёк. Если я захочу — легко могу её приподнять. А всё равно получается: она, хоть и слабенькая на вид, внутри сильная и даже такую лошадь может легко утешить.
Папины кудри
У бабушки полно фотографий. Цветные, чёрно-белые, они повсюду: в шкафу, на комоде. Там и мы с Иркой маленькие, и маленький папа, и бабушка с дедушкой молодые, смеющиеся, возле какого-то пансионата. Ирке не нравится её фотография, она всё бурчит, что она давно уже не этот толстый младенец с черешнями на ушах, а красавица. И в доказательство притащила бабушке целую кучу фоток с Мальдив, куда они ездили отдыхать с Костей, где она позирует то так, то этак на берегу океана.
А мне Ирка нравится младенцем. Наверное, она тогда не была такая вредная, как сейчас. Кстати, после того как она с Костей познакомилась, ещё вреднее стала. Всё учит меня жить. Так делай, так не делай, школа — это ерунда, главное — работа. Ага, ерунда. Попробуй вон, походи каждый день туда, где тебя считают немой. Но Ирке я о своих трудностях не рассказываю. Какой смысл?
Я смотрю на фото маленького папы. Ему годика три. Он держит в ручках грузовик и рассматривает его с серьёзным видом.
— У него такие ресницы были, что девчонки все завидовали, — говорит бабушка, входя в комнату с миской квашеной капусты, — они его дразнили: «Коля, дай нам ресницы, дай нам кудри свои!»
Бабушка ставит миску, проверяет, на месте ли все приборы и тарелки, и подходит ко мне.
— А он злился, — улыбаясь, говорит она, — бегал, всё пытался волосы смочить, чтобы они не кудрявились.
Я смотрю на её глаза. Сейчас они плохо видят то, что снаружи. Но они всегда видят то, что у бабушки внутри. И я тоже вижу то, что внутри.
— А сейчас его постригли, наверное, — говорит бабушка и начинает кашлять. Отворачивается и уходит.
А я быстро открываю сервант и целую папину фотографию. Ту, на которой у него кудри. Кудри, на которые он злился.
Гости
Звонят в дверь. Пришли гости — Костя и Ирка. Бабушка ахает, целует их обоих (непонятно, с чего Костю — он что нам, родня?). И бежит. Сначала в комнату — ставить ещё два прибора, потом на кухню — печь бисквит. Потому что Костя любит бисквит. Тоже мне, принц гадский.
— Без бисквитов не можете? — шёпотом говорю я Ирке.
— Ну зачем ты так? Попробуй её отговори! Мне кажется, это даже хорошо, пусть готовит.
— Конечно! Всё для Костеньки, всё для любимого!
— Дура ты.
Это Костя услышал. Вопросительно посмотрел на Иру. Я обижаюсь насмерть, просто на всю жизнь. Она мало того что болвана этого приволокла, так ещё и опозорила меня перед ним. Я, может, и дура, а она — предательница настоящая.
— Я имела в виду, что бабушка отвлечётся немного! — говорит мне в спину Ира, но я машу рукой и закрываюсь в ванной.
А дедушка в коридоре Костю приветствует. Я включаю воду посильнее, чтобы не слышать их разговор.
— И что вы думаете? — раздаётся Костин голос, и я не выдерживаю. Комкаю свою идиотскую гордость и почти закрываю кран. А руки всё равно сую под воду, не соображая даже, горячая она или холодная, — вдруг Костя в ванную решит зайти?
И слышу всё. Всё, что случилось с папой.
Что случилось с папой
Оказывается, он давно уже ездил в суд. Несколько лет. Шло следствие. Он был одним из обвиняемых.
Мой папа пишет детские рассказы. Но это не работа, это хобби. За рассказы иногда платят, конечно. Но так, по пятьсот рублей. А у него всего штук пять опубликованных.
В общем, не проживёшь на это. Вот он и работает экономистом в одной, как он говорит, «конторе», которая занимается закупкой оборудования.
А раньше, когда я была маленькая, он работал в другой конторе, которая тоже занималась закупкой оборудования. Иностранного. И вот там он сделал одну штуку. Он подписал документ, который не имел права подписывать. На него надавило начальство, он и подписал. Побоялся лишиться работы.
В общем, папа там ещё несколько лет продержался, а потом контора сама развалилась. И папа нашёл, хотя и с трудом, новую работу.