Поненте крепче перехватил меч и стал дожидаться врагов. Присутствие оружия несколько успокаивало его: за восемнадцать лет он научился неплохо владеть мечом и луком, однако предпочтение отдавал первому.
Войско Лейро трудно было назвать войском. Оно составляло всего около двухсот-трехсот человек. Поненте подозревал, что больше Лейро просто не мог собрать без ущерба для своего Артеона.
Поненте выискал глазами руководителя конницы и достал одну из своих карт. Привычно прошептав пару слов, он попытался ее растворить, однако карта так и осталась нетронутой лежать между его пальцами. Он попробовал снова, однако опять ничего не получилось. Решил провернуть это с другим человеком — снова не вышло.
«Или тот же обряд совершил Лейро, или мой начал работать», — понял Поненте и убрал карты в карман.
Когда войско приблизилось и остановилось напротив, Поненте с удивлением обнаружил, что Лейро среди людей не было. А они, кажется, были крайне озадачены этой встречей.
— Поненте? — недоверчиво спросил мужчина, вышедший вперед. Военноначальник?
— Он самый.
Артеонцы переглянулись, однако все, словно по команде, взяли в руки свое оружие. Темнота скрывала многое, и Поненте не видел выражение их лиц. Однако оно ему было безразлично.
— Не ожидали тут кого-то встретить, — немного нервно сказал мужчина. — Придется слегка тебя подвинуть.
— Для этого надо меня убить, — осклабился Поненте и поднял меч.
Он почти точно знал, что никакое оружие смертного не сможет навредить ему. Может быть, именно поэтому в смутных видениях Трамонтана закрыла Поненте в Безвременье, а не убила, что было бы гораздо логичнее.
Впрочем, времени на размышления не было. Поненте скрестил свой меч с мечом военноначальника, однако в наступившем со всех сторон войске тот быстро исчез. Вероятно, решил не рисковать собой и управлять из-за кулис.
Поненте старался сражаться так, чтобы позади никого не было. Он понимал, что если окажется на земле, то с победой возникнут проблемы. Да и от пленения он не был защищен. Лейро наверняка был бы крайне рад получить помимо сожженного вражеского леса ещё и вражеского бога впридачу.
Поненте отступал, периодически рассекая мечом воздух перед собой. Особо неудачливые воины теряли руки, другие — головы. А Поненте чувствовал, как вместе с их жизнью его покидает человечность.
Будто бы кровь, которая текла по его венам, преображалась. Она светлела, даже белела, становилась все ярче и ярче. Вместе с божественной неуязвимостью, о которую ломались клинки, внутри набухало кипящее, ослепляющее золото — солнечный свет, который распространялся по сосудам, заменяя кровь. Все смертные имели внутри эту простую красную жидкость, дарующую им жизнь. Но что наполняло изнутри бога? Уж точно не кровь, липкая и горячая, порой пугающая до дрожи. Поненте больше не имел ничего общего с кровью, которая повторяла рисунок плитки на рыночной площади и силилась утопить каждого, кто в нее наступал. С кровью, которая, пульсируя, вырывалась из перерезанных шей родителей. С кровью, которая когда-то наполняла и Поненте, делая его жалким и беспомощным перед великой и всесильной дланью судьбы.
Внутри Поненте растекалось расплавленное Солнце — ледяное и обжигающее, прекрасное и безобразное, созидающее и разрушительное. Солнце даровало его рукам силу, поместив в них власть над человеческими судьбами. То самое Солнце, которое всегда безмолвно наблюдало за копошением маленьких людей где-то в сплетении гнилых улиц.
Теперь Поненте и сам стал Солнцем, взлетев над головами и крышами. Он мог безучастно наблюдать, мог миловать и сжигать — народ нарек его богом Солнца и судьбы, но вдруг он не ошибся? Вдруг Поненте пришел сюда, чтобы покрыть своим влиянием этих потерянных в жизни людей? Вдруг он и должен был прийти, должен был стать их богом? Может быть, все это уже было где-то записано, предрешено и начертано на его жизненном пути ещё при рождении? Кто может понять и оценить шутку судьбы? Кто, если не ее бог?
Вместе с этим осознанием разрозненные мысли Поненте вдруг осели ровными рядами, стопками и линиями. Он не был здесь самозванцем. В этот забытый всеми богами мир его привела судьба, подарила второй шанс и ему, и этим людям. Вдруг они молились так усердно, что чья-то высшая воля решила даровать им желаемое, приведя сюда этих детей?