Баночка с краской стояла неподалеку. Поненте макнул в нее кисть и нарисовал толстую окружность в самом центре белого полотна. Линия была желтой, как золото. Как пламя костра, которое пляшет у самых углей. Как солнечный свет, что пронзает воздух в жаркий полуденный час.
Рука сама собой принялась вырисовывать линии, идущие прочь от окружности. Четыре. Восемь. Двенадцать. Шестнадцать линий с неровными краями. Шестнадцать тел на рыночной площади, шестнадцать отделенных от них голов. Шестнадцать иных людей, которые видели больше других и из-за этого замолчали навеки. Две линии из этих шестнадцати — родители Поненте, рожденные в чудовищно неправильном мире, который не нашел для них места. Их история давно забыта, они просто мертвецы — но в памяти Поненте останутся навсегда живыми символами безнадежной борьбы, которую просто невозможно не вести.
И Поненте мог только гадать, придется ли ему когда-нибудь вступить в такую борьбу. А если придется, то поступит ли так же, как поступили его родители? Пока он не мог знать и надеялся, что такого момента никогда не наступит.
Когда Поненте поднялся над только что нарисованным флагом его страны, он снова почувствовал, как холодные воды смыкаются над головой. Он был один. Снова один, теперь и впредь. Цена за величие и власть слишком высока, и Поненте начал постигать суть своего проклятия только сейчас.
Она была не во времени как таковом. Не в бессмертии, про которое все говорили «ужасное» — у Поненте не осталось любимых, чью смерть он бы пережил только будучи разбитым на осколки. И Трамонтана, и Даяна были так же прокляты и останутся с ним.
Но теперь у него появилось кое-что другое. То, о чем он не мог и подумать, будучи в Нижнем Городе. Триана. Страны живую долго, дольше, чем живут люди — но разве дольше вечности, на которую теперь обречен Поненте? Сама вероятность увидеть гибель Трианы приводила его в такой же ужас, в который приходит мать, хоронящая своего ребенка. Триана была творением Поненте, пусть совсем не совершенным, но любимым. По-своему оберегаемым, но бесконечно нужным.
Поненте увидел город в огне, когда получил свой артефакт — то были кусочки самых ярких воспоминаний, стоящих на пути его судьбы. Но пожар в Солосе он не застал - не видел его, а значит, в видениях пожар был совсем другим.
Хорошо, что он не видел сны, иначе горящая Триана стала бы его вечным кошмаром.
Поэтому сейчас пришло время защищать ее.
— План такой, — деловито сообщил Поненте, оставив флаг сушиться на поднимающемся солнце. — Разделимся на два блока. Первый возглавит Кор, он нападет на Ониму. Второй со мной отправится в другие города Артеона. По дороге все скажу.
Люди неохотно закивали и поддержали уходящих воинов выкриками, желающими удачи в бою и возвращения домой.
А Поненте первым вышел из восстановленных ворот Солоса. Его план состоял в том, чтобы после отделения второго блока от первого разделить второй на три части и, обогнув Ониму, напасть с трех сторон одновременно. Однако он не стал говорить об этом сейчас — шпионы Лейро чудились на каждом углу, да и тот был бы полным идиотом, если бы не послал их в Солос. Поэтому будет лучше, если никто, кроме Поненте и доверенных лиц вроде Тиаса, Кора и еще пары полководцев, не будет знать плана атаки.
За спиной Поненте на древко прикрепили флаг. Люди были уверены, что шестнадцать лучей — это шестнадцать человек, погибших при первой защите Солоса. Пусть думают так.
Еще не до конца высохшая краска потекла, и Поненте, на секунду обернувшемуся, показалось, что от солнца и лучей вниз стекали золотые слезы.
Глава 32
Цена ошибке — кровь и жизни;
На вечный грех себя обрек.
Слепым народом был я признан,
Я — острой правды лживый бог.
Глубокой ночью одно войско разделилось на два. То, что поменьше, направилось к Ониме прямым путем. Второе Поненте повел в обход, но за несколько сотен метров от города снова разделил отряд, в этот раз на три части.
Теперь, оставшись с двумя сотнями воинов, Поненте затаился в долине неподалеку от Онимы. Легкий ночной ветер едва ерошие волосы, мир словно замер в ожидании крови — Поненте чувствовал, как она стекает по его рукам и как скользит от нее меч. Он не стал надевать доспеха, ограничившись свободной светлой одеждой. От оружия в руке все еще тянуло холодом, хотя Поненте несколько часов не снимал ладонь с рукояти.
Условным знаком был первый луч солнца, который появится на горизонте. Тогда все три отряда выйдут из своих укрытий и попытаются прорваться в спящий город. Поненте было немного совестно перед его мирными жителями, но он настрого запретил своим воинам их убивать — и надеялся, что будет услышан.