— Можно присесть? — спросила директор, учтиво остановившись возле кровати Поненте.
Тот взглянул на нее с еще большим подозрением.
— Можно.
Кровать под Ваилой чуть прогнулась. Женщина явно никуда не торопилась, и Поненте уже настроился на долгий разговор.
— Почему ты здесь? — спросила директор, кивая на перевязанную грудь.
— Меня избили.
— Кто?
— Друзья Кьяна.
— Ты знаешь, что его убили?
Поненте не видел смысла скрывать что-то: в конце концов, этот факт знали уже многие в приюте.
— Да. Мне сказал сосед по комнате.
— Тот, который только что вышел?
Директор знала Хорго? Это даже звучало странно: особенно потому, что в приюте было очень много детей и вряд ли директор запомнила бы каждого поименно. Сейчас Поненте был рад, что не сказал тому ни слова. Однако он согласно кивнул.
— Хорго хороший парень, но очень своевольный, — вздохнула Ваила с таким видом, как будто действительно хотела помочь. — Его советы не всегда правильные.
— Я не спрашивал его советов.
«И ваших тоже», — добавил про себя Поненте.
— Иногда стоит спрашивать мнение тех, кто знает ситуацию. Или мудрее тебя.
— В следующий раз так и поступлю.
Поненте старался сохранять нейтральный тон, однако он был слишком взвинчен, чтобы это хорошо получалось. Он надеялся, что нервозность директор спишет на произошедшее, а не начнет только сильнее подозревать Поненте.
— Вижу, ты не слишком уважаешь старших. Что ж... Не расскажешь, как ты относился к Кьяну?
Поненте хмыкнул.
— После того, как он заставлял меня переносить в приют непонятные предметы, а после отказа избил? Я хотел убить его.
Директор ошеломленно уставилась на Поненте, но он продолжил прежде, чем Ваила смогла задать вопрос.
— Но разве я мог сделать это в одну из первых ночей пребывания в приюте? Мне больно дышать и менять положение, страшно подумать, чего бы мне стоила попытка задушить кого-то. Вы ищете не там. У Кьяна было достаточно врагов и без меня.
— Я всего лишь проверяю варианты. — Директор встала. — Выздоравливай.
Она еще недолго поговорила с медсестрой, после чего покинула лазарет. А медсестра взяла новые бинты и подошла к Поненте.
— Повязки на ребрах разболтались, надо заменить. По моим подозрениям, у тебя в четырех трещины, может, они вообще сломаны, так что будь осторожнее. Повезло, что без смещения.
Она помогла Поненте приподняться и размотала старые бинты. Под ними синели гематомы — несколько крупных пятен. При виде них медсестра нахмурилась.
— Странно, вчера были меньше, — пробормотала она.
А сердце Поненте ухнуло вниз. Как легко ей будет сложить два и два? Как быстро поймет, что синяки увеличились не сами по себе?
— Может, ворочался ночью? — спросил он с надеждой.
— Ты бы проснулся, — медсестра бросила на него скептический взгляд и несколько секунд о чем-то думала. — Ну, в принципе, такое иногда может быть...
«Она знает», — пронеслось в голове Поненте.
Больше женщина не добавила ни слова, лишь сменила повязки, стянув их туже. Поненте снова лег на кровать с пониманием того, что в этот раз никак не может повлиять на ситуацию. Он только надеялся, что аргументы в пользу его невиновности окажутся достаточно весомыми.
Поненте не знал, как здесь проходит правосудие и есть ли ему место вообще. Но предположил, что улик против него нет никаких: алиби обеспечено, никто не заметил его отсутствия в палате и присутствия в коридоре. Это значило, что против него остались только предположения, основать на которых обвинения просто невозможно.
Его ход был отчаянным и необдуманным. Удивительно удачным, однако вряд ли кто-то мог поверить в случайное стечение обстоятельств.
* * *
Следующие двое суток Поненте провел в кровати. За это время шум улегся, однако никто ничего не забыл. Когда на третий день он с трудом встал, чтобы сходить в столовую, в коридоре его уже ждала гробовая тишина.
Они все знали, пусть и бездоказательно, что убийцей был он. Незнакомец, который дал отпор грозе приюта, только появившись в нем. Наверняка к нему теперь присматривались, его боялись. Поненте имел для них значение, и за те несколько минут, пока шел к столовой и старался не морщиться от боли на каждом шагу, он почувствовал себя значимым. Сильным. Это заставляло кровь бурлить и наполнять тело силой.
Так вот, что чувствовали властители чужих судеб, когда к ним обращались тысячи взглядов. Они ощущали власть — и пусть куда бóльшую, чем та, которой обладал Поненте.