Лейро протиснулся сквозь толпу, и любопытство подогнало Поненте последовать за ним. Ловя краем уха недовольные вздохи и едва слышно извиняясь, он вскоре застыл в третьем ряду толпы.
К животу подбрался страх. Разумом Поненте понимал, что Уно даже не заметит его существования, однако подсознание умоляло поскорее убраться отсюда.
— Дорогие жители Сангаута, — произнес он тихо и так вкрадчиво, что воля к побегу быстро иссякла. — Ровно через две недели исполняется четыреста лет нашей свободе от федерации. Это значительная дата, поэтому наместник принял решение устроить для людей праздник. Он начнется через неделю и будет длиться до самого Дня Освобождения. На все это время я останусь в южной части города и буду следить за порядком.
Уно направил лошадь через толпу. Напряженные гвардейцы разгоняли зевак, создавая широкий коридор для своего господина. Поненте смотрел на него со смесью благоговейного ужаса и ненависти. Нечасто можно увидеть в Нижнем Городе кого-то из семьи наместника. Оно и понятно — кто в здравом уме полезет в грязный город, по улицам которого блуждают нечистоты и болезни?
— Что ему тут надо? — с сомнением процедил Лейро, пока Поненте провожал взглядом величавую фигуру.
— В плане? — переспросил он, когда мужчина скрылся из виду.
— Что «в плане»? — раздраженно бросил Лейро. — Да они удавиться готовы, лишь бы в Нижний Город не спускаться. А тут сам сын наместника решил жить здесь целую неделю.
— Может, хочет лично следить за порядком?
Воспоминания о гибели родителей были еще свежи. С тех пор, по предположению Поненте, прошло не больше недели, однако он не мог сказать точно — время как-то странно изламывалось, то ускорялось, то замедлялось. Он не замечал, как проходят дни, и не успевал считать, сколько раз он ложился спать. Порой даже забывал, спал ли вообще: просыпаясь в сумерках, гадал, утренние они или вечерние.
— Скорее, пытается что-то вынюхать, — буркнул Лейро.
Поненте уже отдал ему четверть украденного сегодня, поэтому наспех попрощался и направился к дому. По дороге он купил буханку хлеба и бутылку с молоком. Хотя сегодня он съел только половину небольшой булочки, есть совсем не хотелось.
Сестры встретили его, как всегда, с радостью. Однако от Поненте не укрылась печаль во взгляде Даяны, которым она буквально сверлила брата.
— Что опять? — с раздражением спросил он.
— Найди работу, — процедила она. — То, что ты делаешь, до добра не доведет.
— Ты вообще представляешь, сколько надо отнести управляющему, чтобы он добавил мне год? — Поненте в изнеможении сел на продавленный матрас.
— Саину уже задирают другие дети.
— Пусть другие дети нас содержат! — рявкнул Поненте.
Вспышка гнева угасла сразу же, и его место заняло разрастающееся чувство вины. Даяна обиженно поджала губы, однако ничего не ответила. А мозг Поненте прострелила вспышка боли — когда дети проказничали и не слушались, мать делала такое же выражение лица.
— Мне совершенно плевать, кто что говорит. Без того, что я делаю, мы просто не выживем, ты это понимаешь? — уже спокойнее продолжил он. — Нам тогда придется отправиться в приют, а ты думаешь, что там не будут задирать? О, ты сильно ошибаешься. Там ты не сможешь защитить даже себя, не то что Саину.
Саина была младшей из сестер. И хотя разница между Поненте и девочками была незначительной, в этом возрасте даже год играет роль. Саине едва исполнилось девять, а Даяне близилось тринадцать. Однако в глазах Поненте они обе были беспомощными детьми, которые следовало защищать — даже несмотря на то, что он был старше Даяны на какие-то полтора года.
Он привык быть старшим братом. Родители надеялись, что в будущем он станет опорой их семьи. Увы, это произошло раньше, чем они хотели.
— Не ругайтесь, — со слезами в голосе произнесла Саина. Она держала в руках свой кусок хлеба и сжимала его так сильно, что он стал размером со сливу.
— Не ругаемся, — тут же отозвался Поненте и натянул на лицо приветливое выражение. — Мы просто разговариваем.
— Ругаетесь.
— Прости, больше не будем, — пробормотала Даяна, бросив на брата осуждающий взгляд.
Он выдохнул, стараясь не злиться. Раздражение росло, а вместе с тем и ужас: он понятия не имел, что делать дальше. Воровство было временным способом, и он понимал это так же хорошо, как Даяна. Рано или поздно его поймают, а тюрьмы Нижнего Города славились тем, что оттуда мало кто выходил живым.
Сестры сели в угол комнаты, который заменял кухню. Саина старалась есть медленнее, однако все равно проглотила хлеб почти не жуя. Поненте закинул в рот небольшой кусочек и совсем не почувствовал вкуса. Вместо молока выпил затхлую воду, которую днем принесла Даяна. Решив не переводить продукты, он протянул оставшийся хлеб и молоко Саине.