Горячая струя громко зазвенела по железному ведру. Мне было стыдно и противно за то, что делаю это так громко. Стоя на карачках, придерживая левой рукой спущенные джинсы, а правой держась за батарею, я проклинала этого жестокого человека, который причинял мне такие мучения, который так изощрённо унизил меня. Закончив, я изловчилась и натянула на себя трусы и тут вдруг услышала прерывистое хриплое дыхание в тёмном углу. Вскочив, я принялась судорожно натягивать джинсы.
Это был он.
Он встал, подошёл, взял ведро и направился к выходу. Меня трясло, я по-прежнему не могла видеть его лица. Из двери, которая осталась открытой, лился тусклый свет. В прошлый раз он был намного ярче. Неужели он всё это время наблюдал за мной? Сидел, притаившись, в своём углу и не издавал не звука. Ему, наверное, нравится наблюдать за мной, это как ставить опыты на крысах. Больной придурок! Он всё видел, смотрел, как я писаю в это ведро. На меня накатила новая волна стыда.
Послышались его шаги. Мои нервы вытянулись в тонкую, готовую в любой момент лопнуть струну. Он вошёл и направился ко мне. В одной руке у него было то самое ведро, которое он поставил передо мной, в другой – полбуханки хлеба. Бросив её мне в ноги, этот гад усмехнулся и вышел, притворив за собой дверь. Послышался звук поворачивающегося в замочной скважине ключа.
Я выдохнула, схватила хлеб и, отщипывая по кусочку и кладя в рот, медленно жевала, закрыв глаза. Чудесный вкус, просто незабываемый! Ещё бы пару глотков воды, а то я скоро умру от обезвоживания. Удовольствие от еды скоро сменилось болью в животе. Я легла и принялась гладить живот рукой по часовой стрелке, а когда почувствовала облегчение, встала, чтобы размять кости.
Каждое движение отдавалось дикой болью в каждой клеточке тела, а особенно – в голове. Шишка на затылке на ощупь, казалось, немного уменьшилась, но была ещё довольно внушительного размера. Я пыталась сглотнуть слюну, которой во рту не было. Внезапно свалившаяся на меня чудовищная усталость валила с ног, ещё и голова закружилась.
Я опустилась на колени и принялась прокручивать всю свою жизнь. Нужно было вспомнить всё, чтобы знать, за что просить прощения у Бога. Вспомнить всех, кого обидела, кому причинила боль, чтобы покаяться. Что же здесь ещё остаётся делать? Только молиться. Здесь же чертова прорва свободного времени, пока тебя не задушат или не утопят, как беспомощного котёнка. Для начала я решила прочитать молитву, которой меня учила мама: «Отче наш, иже еси на небесех…»
10 апреля 2009 года
Милка с пультом дистанционного управления в руках спрыгнула со стола на диван, чуть не сшибла меня, пробежала мимо и, резко развернувшись, допела последние слова песни Майкла Джексона, доносившейся из телевизора, в импровизированный пультомикрофон, перекрикивая самого исполнителя. Я покатилась со смеху, а она поклонилась, села рядом со мной на пол возле дивана и схватила свой бокал.
– Спасибо! Спасибо! Майкл сам не ожидал, – она тоже рассмеялась.
– Это было феерично! – Я вытирала слёзы, выступившие от смеха. – Даже живот со смеху прихватило, такая ты дурочка!
– Не всё тебе клоуном работать. Электорат тоже хочет попасть в шоу-бизнес, – она отломила кусочек шоколада, завёрнутого в хрустящую фольгу, и, положив в рот, выпучила глаза, – а где Дима?
– Митя? – переспросила я.
– Он самый. Почему я должна закусывать чудесное домашнее итальянское вино шоколадками? Он должен был прийти и приготовить свои фирменные спагетти болоньезе! – Мила произнесла эти слова как старушка из рекламы томатного соуса. – И подать к ним самбуку! Опять к бабе какой-нибудь поехал?
Всё… Милочка напилась… Я засмеялась, когда увидела, как она, отрицая, вертит головой, будто та у неё на шарнирах.
– Митя сегодня занят, как ни удивительно это звучит. Он довёз меня до дома и сообщил, что поедет встречать лучшего друга.
– Никогда не слышала, что у него есть лучший друг, – удивилась она, – я думала, что ты – лучший друг поваров.
– Тем не менее, он сказал, что из Питера возвращается его друг детства, с которым они жили на одной площадке. Знаешь, где мама Мити живёт? Вот. Дружок его живёт в квартире напротив. Ну, мама его там живёт. И он будет с мамой жить.
– Ай, мешанина какая, плевать мне, где он живёт, – отмахнулась Милка, – скажи-ка мне лучше, он красавчик?
– Митя ничего об этом не говорил. – Я пожала плечами.
– Что же это ему в Питере не жилось? Чем он занимается?
– Митя только сказал, что он очень весёлый. А ещё, что он музыкой увлекается. Музыкант, наверное.