На вторые сутки они увидели корабли. Солнечная апрельская белизна заливала мир. Снег скрадывал расстояние, и издали казалось, что они подходят к двум небольшим черным предметам, не то домикам, не то просто консервным банкам, брошенным кем-то после короткого дорожного завтрака.
Вблизи пароходы были громадны. Всесильные чукотские пурги пытались забить их снегом, но снег сумел дойти только до нижних лопастей винтов и замер около них твердым, как лед, сугробом. Дул ветер, но около кораблей стояла призрачная тишина. Апрельское солнце грело металл, и из впадины якорного шлюза "Алтая" свисал суставчатый лед сосулек.
Они немного поспали прямо в кабинах тракторов. От работающих дизелей шло тепло, ритмично вздагивало сиденье, но Виденко физически ощущал тишину снаружи. То была особая тишина, установившаяся возле мертвых кораблей.
Через день они подошли к проливу. Трактористы боялись идти по морскому льду, щупали его ломиками. Потом им это надоело, и они пошли напрямик, на четвертой скорости, только дверцы кабин были на всякий случай открыты. Зеленые пятна молодого льда выглядывали из-под синего вечернего снега, впереди торчали черные скалы острова, и красная полоса апрельского заката виднелась на западе. Было светло, но на небе уже горела неярко какая-то одинокая звезда. Может быть, Полярная.
Связавшись тросом, тракторы с натугой втащили на плоскую вершину острова будку. Потом – сани с половиной груза. Потом сани спустили вниз, придерживая их за трос одним трактором, и втащили вторую половину груза. Гусеницы разворочали спрессованный ветром снег, обнаружилась кочковатая, мерзлая земля с мертвой, желтой осокой, щебенкой и черными комочками торфа. Иа вершине острова похаживал едкий ветер.
Ночью трактористы ушли. Они торопились уйти обратно, пока ветер не перемел след, пока дизели работали исправно, пока снег сохранился твердым в горных долинах. В такой дальний рейс они попали впервые, поэтому боялись многого, чего, может быть, и не стоило бояться.
Трое остались стоять под снежным обрывом. Они казались близнецами в своих полушубках с поднятыми воротниками, неуклюжих цигейковых рукавицах и серых валенках казенного образца. Тракторный след уползал на запад и уводил в синий холод пролива грохот моторов.
– С чего начнем? – спросил Виденко.
– У нас с любого конца начало,- ответил Сомин и застегнул на полушубке самую верхнюю петельку.
Маков же ничего не сказал. Просто промолчал.
Трое поставили в будке печку и затопили ее. Дым падал из железной трубы, прижимаясь к земле. Северный ветер растаскивал его по всему острову. Возможно, это был первый дым над маленьким островом невдалеке от знаменитого круга Гринвича. Они подумали об этом утром, когда Маков вынул новенький "Зенит" и предложил сфотографироваться около будки (валенки, полушубки, в зубах папироса, одна нога на ящике, в руках карабин). Потом они отложили фотоаппарат и забыли о нем на весь этот день и еще на многие другие дни. Они начали разбирать грузы.
Его было очень много, этого груза. В зеленых ящиках лежали два комплекта радиостанции "Парке". Их надо было разместить по всем правилам с прямоугольными изгибами токопроводов, медным блеском экранов, таблицами волновых поправок, прикрепленным к стене списком частот абонентов, переключателями, перемычками и сотней других мелочей, которые устанавливаются на месте. Готовых мачт для антенны у них не было. Они сделали мачты из трехдюймовой брусчатки, соединяя ее "внакладку" гвоздями. Если такие мачты ставить на крепких стальных растяжках, они могут стоять долгое время и в сильные ветры. Из обложенных опилками бутылей они залили аккумуляторы, соединили их в серии и после трехдневных чертыханий расконсервировали двигатель.
Для аккумуляторов и двигателя пришлось выстроить из толя и обломков досок специальную будку. В эту будку не забирался северный ветер, к тому же теперь можно было греть руки о выхлопную трубу. Из последних остатков толя и досок они сделали еще одну пристройку – для продуктов. По установленной свыше норме, продуктов полагалось на сорок рублей в месяц каждому. На троих на шесть месяцев это было очень много. Просто удивительным казалось, что они съедят такую кучу крупы, мясных консервов, спрессованной в круги сухой картошки и капусты, сливочного масла и сахара.
Несколько раз они связывались с помощью антенны-времянки с соседней к востоку станцией. Эта станция стояла на низком галечниковом мысу, выдвинутом далеко на север. И хотя мыс мало чем отличался от острова, все же это был материк, и у них можно было спрашивать всякие новости. "ЦСКА, как всегда, лидирует по шайбе… Myхин женился на поварихе с острова Длинного… на острове Хейса новая высокоширотная экспедиция… Ермилин с лагуны улетел в отпуск".- "Как дела у вас?" – "Загораем, как в Сочи на пляже…"- "Ха-ха",- старательно выстукивали в ответ, что на радистском жаргоне отмечает крайнюю степень веселья. Они кончали связь и через несколько минут слушали, как мощная рация соседа передает в центр лаконичную радиограмму: "Связь с УКЛ установлена во столько-то часов, столько-то минут. Все нормально, работа продолжается".
Ровно на двадцать первый день они сами вышли на связь с центром в 13.15 по московскому. Не то чтобы они считали дни и минуты, но им положено было выйти на связь с центром в этот день и эти минуты. На всякий случай у стола собрались все трое. "УДС, я УКЛ… прием". Центр ответил им бешеной дробью. Они поняли, что великий маг и волшебник ключа Овчаренко делает смотр. Виденко успел переключиться на предусмотрительно заготовленную "дрыгу", иначе ЭК-1, который вдвое увеличивает скорость передачи в умелых руках. Он отбарабанил текст рапорта о готовности. На той стороне лихо выдали радиорасписку. Виденко выждал ровно десять секунд, добавил "це эль", "кончаю", выключил передатчик и облегченно сунул в рот папиросу. Маг и волшебник Овчаренко мог убедиться в классной работе.
…В этот же день они впервые обошли остров кругом. Воздух был влажен, и снег с первых шагов стал налипать на валенки. Они взяли с собой карабин – старый охотничий карабин калибра 8,2 с большими медными гильзами и пулей с мягким свинцовым наконечником. Другого оружия у них не было.