Вероятно, флот, офицеры и матросы несут значительную ответственность за атмосферу грубости и жестокости, которая прочно утвердилась на военных кораблях его величества, а также на торговых судах. Рядового матроса можно бить кнутом за малейший проступок, практикуются бесчеловечные телесные наказания, людей заковывают в кандалы и бросают в трюм судна. Матросы жалуются и на питание, непостижимо плохое по современным меркам: в пище кишат черви, а вода отдает тухлятиной. Однако главные предметы недовольства касаются жалованья и увольнения на берег. Матросам и даже офицерам платили по тарифам, утвержденным еще во времена Кромвеля. Таким образом, лейтенант Вильям Блай с корабля "Баунти" зарабатывал всего около трех шиллингов [14] в день. Офицеры, как старшие, так и младшие, могли получить увольнение на берег, когда хотели, но рядовых матросов капитаны не решались отпускать на берег, опасаясь дезертирства. Сопоставление числа рекрутов, набранных во флот, и потерь в военный период с 1774 по 1780 год показывает, что всего было взято 175.990 рекрутов, во время прохождения службы убито 1243 человека, 18541 "выбыл по болезни" и 42069 дезертировали.
Из-за тысяч беглых моряков, укрывавшихся в Портсмуте и Плимуте, эти портовые города становились небезопасными "для порядочных людей". Многих дезертиров снова насильственно завербовывали, а некоторые из них обзаводились подложными увольнительными документами, которые изготовлялись ловкими людьми, умевшими писать, и продавались в розницу в трактирах. Бумаги не всегда подвергались тщательному изучению. Като Мартин, матрос с судна "Долли", плававшего в Ост-Индию, показывает вербовщикам увольнительную, в которой приведены его приметы - рыжеволосый и голубоглазый. На самом деле он негр, черный как смоль. Увольнительную он приобрел на стороне и поскольку сам не умел ни читать ни писать, то не знал, что там написано.
Таков Плимут, по которому в этот январский день 1786 года идет Агнес Лейкмен. Как, однако, здесь воняет! И отчего люди так орут! Веснушчатые рыжие женщины с наполненными рыбой корзинами на головах и маленькими трубками, крепко зажатыми между гнилыми зубами, оставляют шлейф скользкой рыбьей чешуи на неровных камнях улиц. В сточных канавах, которые, словно реки, текут вдоль мостовых, среди непролазной грязи проплывают корки апельсинов, дохлые крысы и тухлые рыбьи головы. Двое оборванных ребятишек присели на корточках над канавой и, не стесняясь, справляют нужду.
Может быть, было бы лучше нанять носильщиков; их достаточно много, и они готовы отнести куда угодно; ее непрерывно окликает какой-нибудь носильщик, надеясь заработать: "Миледи! Миледи! Не пачкайте ваши красивые ноги. Позвольте доставить вас к вашему дому". Но Агнес Лейкмен не поддается соблазну. Вероятно, она не чересчур скупа, но понимает, что надо экономить по мелочам, чтобы скопить деньги к старости. Себя она считает старой женщиной, так как ей скоро исполнится сорок лет. Зубы у нее в ужасном состоянии, их осталось всего три, однако она утешает себя тем, что у большинства дам в ее возрасте тоже плохие зубы. Немногие мужчины пытались за ней ухаживать. Откровенно говоря, Агнес называют старой девой. Она совсем некрасива и непривлекательна: ужасно тощая и долговязая, как будто созданная из сплошных линий и углов. В своем квартале она известна по прозвищу Лошадь, некоторые называют ее также "богатой лошадью". Тот, кто в этот день наблюдает, как она, спотыкаясь, ковыляет по грязи, должен также признать, что ее грубое вытянутое лицо под красивой шелковой косынкой сильно напоминает морду усталой лошади.
2
Три молодые девушки увидели Лошадь. Они стоят, прислонившись к стене, поблизости от общественного колодца. Мимо проходят разные люди, преимущественно не из благородных сословий: служанки, ищущие работу, но тем не менее имеющие достаточно времени, чтобы восхищаться спесивыми лакеями в ярких ливреях; бойкие посыльные и медлительные тунеядцы; дамы легкого поведения, вышедшие подцепить клиентов; вербовщики кадров для королевского флота, словно работорговцы, они не упустят случай сбить с ног какого-нибудь молодого человека и затащить его на борт корабля, где капитан покупает молодых парней, которых можно продать как слуг (этот термин применяется для обозначения беглых невольников в североамериканских колониях, которые недавно дерзнули назваться "свободными штатами"); старые евреи в меховых шапках, торгующие шнурками для обуви; девочки и мальчики, которых посылают к колодцу, чтобы они принесли полные ведра воды.
Мэри Брод и две ее подруги, Кэтрин Фрайер и Мэри Хейдон, которую зовут также Мэри-Пастушка, несколько месяцев назад появились в Плимуте. Они уроженки деревень Корнуолла. Сама Мэри родом из небольшой общины Фовей, ее отец - рыбак. Несмотря на все, что ей пришлось испытать в Плимуте, у нее сохранился веселый блеск в глазах. В свои 22 года, имея привлекательную внешность, она вполне могла бы пополнить ряды куртизанок. Но она вовсе этого не хочет и не отзывается на подобные предложения. Ведь Мэри, так же как и ее подруги, отправилась в большой город, надеясь получить работу, приличный заработок. Первоначально она мечтала стать портнихой и шить платья дамам высшего света, но невозможно найти такую работу. Вместо этого пришлось стать камеристкой у благородной дамы в Девоншире, но она сбежала с этой службы, а дома, в Фовее, тоже не было работы.
Английские земельные законы, которые вступили в силу еще во время правления королевы Елизаветы, теперь впервые привели к наглядным результатам. Благородные феодалы всюду прибрали к рукам бульшую часть земель и превратили их в пастбища для овец, одновременно расширив площади своих охотничьих угодий. Крестьян вынуждали продавать землю, часто себе в ущерб, и в сельской местности не находилось работы для молодых людей. Тем, кого не привлекал невольничий труд на прядильных фабриках и кто не хотел работать в угольных шахтах, где 7-8-летние мальчики толкали вагонетки ногами и руками, была уготована жизнь в крайней нищете.
Положение в стране походит на гражданскую войну между богатыми и бедными. На больших дорогах орудуют разбойники, а в городах - шайки карманников; каждый человек в опрятной одежде подвергается риску быть ограбленным. Перед въездом в города установлены деревянные скелеты виселиц, над которыми кружат стаи черных воронов, рвущих трупы повешенных преступников. На реях судов в порту тоже качаются несчастные, застигнутые на месте преступления. Не менее 223 нарушений закона караются смертной казнью, в том числе карманное воровство, кража со взломом, убийство, ограбление дома на сумму более 40 шиллингов, отправление писем с угрозами, выкапывание деревьев из частных садов и на улицах, разорение шестов в посевах хмеля, мятеж и дезертирство, изнасилование, преступление норм нравственности, похищение наследника, разрушение прудов для рыбы, нанесение увечий скоту, изготовление фальшивых документов и банкнотов, морское пиратство, кража лошадей и других видов скота, кража белья или одежды стоимостью свыше 40 шиллингов, незаконное возвращение из ссылки, утаение смерти незаконнорожденного ребенка, измена, святотатство.
Бедные по необходимости вынуждены преступать букву закона, и к ним повседневно обращены цинизм и бесцеремонность властей. Даже самое маленькое нарушение закона карается поркой, например невежливый ответ слуги дворянину или невнимательность матроса во время прохождения службы. Триста ударов кнутом вряд ли могут вынести многие здоровые мужчины; такая кара причитается за кражу овцы; за браконьерство наверняка полагается виселица, причем не играет никакой роли, кто совершил преступление: молодой человек лет двадцати или подросток. Ведь он преступник, грех бродит в его крови. Пятнадцатилетние мальчишки раскачиваются на виселицах Плимута.