Однако Йорн был совсем другим. Как-то вечером я спросил его: «Если бы ты был в экипаже „Аполлона-11“, на чьем месте ты бы хотел оказаться?» Я потом его часто об этом спрашивал. И каждый раз Йорн поднимал брови, смотрел на меня так, будто вопрос казался ему смешным, и отвечал: «Нилом Армстронгом».
— Но ведь командиром лунного модуля был Олдрин. Ведь это же он был капитаном корабля, — возражал я.
— Но ведь на Луну первым ступил Армстронг, так?
— Да.
— И все помнят именно Армстронга, согласен? Как он сначала сделал один маленький шажок, а потом пошел дальше.
— Но Олдрин был во всех смыслах более опытным астронавтом.
— Ну и что из того? Первым же был не он. Колумбом стал Армстронг, так? Он летел туда, не останавливаясь, а потом шагнул на Луну и так далее.
— Но без Олдрина ничего бы не вышло. Он даже часть бортовых приборов разработал.
— Ну и что? И вообще, почему ты так уверен, что они были на Луне? Почему тогда все записи такого плохого качества? Честно говоря, я почти уверен, что все это было снято где-нибудь в Калифорнии, на какой-нибудь студии. И «Уорнер Бразерс» наверняка приличную зарплату выплачивало всему экипажу. Тогда сразу ясно становится, почему у Олдрина потом возникли проблемы. От осознания того, что он обманул весь мир.
— Ты что, совсем сдурел?!
— Ты сам-то в это все веришь?
— Господи, да естественно. Ясно же, что они были на Луне, зачем им врать?
— Может, чтобы обмануть русских или чтобы увеличили оборонный бюджет, мне-то откуда знать?
— Нет, ну в самом деле!
— Ведь на космонавтике же можно заработать астрономические суммы!
Вот так мы и общались, эта вечная тема всегда крутилась на нашей орбите.
Мы никогда не соглашались друг с другом.
Может, мне стоило заняться чем-нибудь другим?
Может, я не честолюбив?
Да нет, у меня есть честолюбие.
Мечтал я о том же, о чем и ты. Мне тоже хотелось ездить по миру, гореть на работе, повидать Прагу, прожить год в Гватемале, помогать земледельцам с уборкой урожая и бороться с нечистой совестью. Хотелось спасать тропические леса, чистить моря от нефтяных загрязнений и продвигать в стортинг именно эту партию, а не другую. Свой голос я отдал. Мне тоже хотелось работать на благо людей. Хотелось быть полезным.
Но мне не хотелось выступать против кого-то. У меня нет ничего против тех, кто у всех на виду. Честь и хвала тем, кто отваживается отстаивать интересы, кто закрывает авиакомпании и оставляет без работы тысячи людей, тем, кто по ночам слышит полные ненависти голоса в телефонной трубке. Тем, кто принимает ответственность на себя, когда остальные отказываются.
Они тоже винтики. Не менее важные, просто их лучше видно. Мне не требовалось, чтобы на меня смотрели и говорили, что я способный. Потому что это мне и так известно.
Когда ты ходил в начальную, среднюю и старшую школу, мы с тобой были в одном классе. Когда через десять лет ты захочешь показать своему избраннику, каким ты был в школе, мое имя ты не сможешь вспомнить. Я был тем парнем, который сидит почти в центре класса — одна парта от стены, — который никогда не забывает физкультурную форму, всегда готовится к контрольным, никогда не шумит на уроках, но всегда готов ответить. Тем самым, кто не заслуживал на переменах особого внимания и чья кандидатура не выдвигалась на выборах старосты класса, ведущего выпускного вечера или представителя в совете учеников. Как зовут меня, ты узнал, лишь проучившись со мной полгода в одном классе. По мне ты не скучал, когда я перешел из твоего класса в другой или когда пропускал какой-нибудь праздник. И когда я стоял в зале и хлопал, вызывая группу на бис, меня никто не слышал. Ты полагал, что жизнь у меня самая что ни на есть скучная. Вы с друзьями и поверить не могли, когда вам через несколько лет сказали, что у меня появилась девушка. «У него? А-а, у этого, ясно. Чего-о? Девушка? Ну, если уж у него девушка…»