Будденброки , которыми он когда-то восхищался, теперь казались ему «декадентским писателем »43 , а роман «Королевское высочество» он назвал « холодной рыбной литературой» 44. « Небенайнандер» («Бок о бок»), драма крупнейшего немецкого драматурга-экспрессиониста Георга Кайзера, знаменующая переход автора к бескомпромиссному движению «Новой вещественности» послевоенной эпохи, была полностью разгромлена в дневнике. 45 Однако,
Ему нравился Герман Гессе. В романах Гессе «Unterm Rad» («Под колесом») и «Петер Каменцинд» , повествующих о трудностях, с которыми сталкиваются высокоодаренные молодые люди, стремящиеся найти своё место в мире, он нашёл
параллели с его собственной юностью.46
Что касается живописи, он был несколько более восприимчив к современным работам. Правда, на выставках он был склонен критиковать дилетантизм современного искусства, но это не мешало ему с восторгом относиться к ряду экспрессионистов. Он по-прежнему восхищался Ван Гогом, Эмилем Нольде и Эрнстом Барлахом. 47
Атмосфера в доме становилась всё более гнетущей. Он мечтал уехать, признался он в конце декабря: «Если бы я только знал, куда!» Дома он был «отступником, […] ренегатом, отступником, преступником, атеистом, революционером». Он был «единственным, кто ничего не умеет, чьи советы никогда не нужны, чьё мнение не стоит того, чтобы его слушать. Это сводит меня с ума!» 48
В феврале он написал краткий очерк о своих родителях: его мать описывалась как «открытая и добрая. Она не может не любить. […] Моя мать — восхитительная моталка, тратящая всё, будь то деньги или чистая доброта её сердца». «Старик» был «скрягой, но имел благие намерения»; он был «педантом, мелочным и ограниченным», «прирождённым (пыльным) старым юристом». Всё всегда сводилось к жалкой теме денег: «Для него деньги — вещь в себе. Деньги иногда делают его мелким домашним деспотом. […] Он понятия не имеет обо мне. У матери верный инстинкт, когда дело касается меня. Почему бы и нет? Я обязан лучшей частью
от меня к ней!»49
Все это рисовало мрачную картину: тесные границы дома, отсутствие признания, неудовлетворенность отношениями с Эльзой, безнадежность, связанная с его несостоятельностью как художника, а также условия жизни в послевоенной Германии, а также его сомнения в религии, отчаянные поиски «искупления», депрессия и одиночество.
10 февраля в своем дневнике он упоминает новый проект: «роман в форме дневника».
которому он дал предварительное название «Тихое пламя». 50 Эти размышления в конечном итоге привели к созданию романа в стиле дневника «Мишель Фурманн», переработанного
автобиографического материала, который он уже написал в 1919 году. Он начал в конце февраля и закончил работу за неделю. Он работал так интенсивно, что, вопреки своей обычной практике, успел сделать только
краткие записи в его дневнике за это время.51
Образ Михаэля Формана, как и в романе 1919 года, автобиографичен, но теперь также несёт в себе некоторые черты покойного друга Геббельса, Рихарда Флисгеса.52 Михаэль возвращается с войны; начинает учёбу, хотя и без особых стремлений; влюбляется в однокурсницу, явно списанную с Анки; пишет пьесу об Иисусе Христе; теряет возлюбленную; и находит «искупление» в тяжёлом труде на шахтах, где несчастный случай в конечном итоге стоит ему жизни. Его наследие, как гласит послание, заключается в том, чтобы прожить образцовый синтез между работой руками и головой, между рабочим классом и буржуазией; его самопожертвенная смерть; его личное искупление — всё это предпосылка для коллективного спасения, для появления нового, лучшего мира.53 Ключевое утверждение
Смысл произведения таков: «Когда я искупаю свою вину, я также становлюсь искупителем человечества». 54 Такая перспектива, по-видимому, уравновешивает трагедию индивидуальной смерти героя.
Когда Геббельс закончил рукопись 10 марта, он был усталым и
апатичный: «Мне вообще ничего не хочется делать».
ПОВОРОТ К ПОЛИТИКЕ
В этой фазе острого истощения в начале 1924 года Геббельс вернулся к изучению последних политических событий. В Мюнхене начался судебный процесс над участниками неудавшегося путча 9 ноября. Особый интерес у него вызывал главарь, о чём свидетельствует первая соответствующая запись в дневнике от 13 марта: «Я думаю о Гитлере и национал-социалистическом движении и, очевидно, мне придётся продолжать это делать ещё какое-то время.
Социализм и Христос. Этические основы. Прочь от парализующего материализма. Назад к преданности и к Богу!» Мысль о том, что национал-социалисты были прежде всего искателями Бога, показывает, насколько глубоко он был увлечён религиозными вопросами и насколько эти вопросы наложились на его понимание политики.