После ссоры с Эльзой он надеялся наконец «освободиться от всех расовых привязанностей. Как часто еврейская сторона Эльзы причиняла мне боль и угнетала меня». Он считал, что сестра Эльзы Труда была «типичной еврейской девушкой, которая в концентрированном виде сочетала в себе все физические и умственные характеристики расы своей матери». По крайней мере, ему было ясно: «Раса, порождённая незаконнорожденными, становится бесплодной и должна погибнуть. Я не могу принимать в этом участия!!!» 64 Однако он снова засомневался: «И всё же я люблю её больше, чем думал. Но я всё больше убеждаюсь, что нам нельзя оставаться вместе». Конечно, «радикальный разрыв был единственным лекарством», но
он не мог заставить себя сделать это.65
В эти месяцы он предпринимал различные попытки вернуться к работе. В феврале 1924 года он обратился к издателю газеты Рудольфу Моссе в Берлине. Он утверждал, что «изучал историю современного театра и прессы», и что «ищет подходящую должность, соответствующую моим знаниям и способностям, в моей нынешней сфере деятельности – газетах и…»
издательское дело». 66 Его, очевидно, не смущало то, что он знал, что издательство Моссе было объектом критики правых как «еврейское» предприятие.
Затем он подал заявку – столь же безуспешно – на должность преподавателя в коммерческом колледже в Дюссельдорфе.67 Имеются указания на дальнейшие
заявки в следующих месяцах.68
Тем временем вместе со своим старым школьным другом Фрицем Прангом он работал над планом создания «ежемесячного рейнландского журнала о немецком искусстве и культурной политике» в Дюссельдорфе: «Тогда я смогу осуществить свое самое заветное желание: свободу слова и самовыражения без каких-либо ограничений». 69 Проект быстро сформировался в его голове: это должно было быть издание, имеющее «про–
«Великая Германия, антиинтернациональная линия»: «Итак, что-то национал-социалистическое, но без всякой демагогии и подстрекательского патриотизма.
О чувстве национальной общности. Из трясины партийной
политика».70
В начале апреля он начал активно участвовать в политике, выступая от имени национал-социалистов, которыми он совсем недавно научился восхищаться. Благодаря полному изданию дневников мы теперь точно знаем, когда началась его деятельность: 4 апреля 1924 года. 71 В этот день он написал: «Мы основали местную национал-социалистическую группу». С момента запрета НСДАП в ноябре 1923 года группа, объединявшая около дюжины, в основном молодых людей из Рейдта, была нелегальной организацией. Первым пунктом повестки дня было внутреннее обсуждение целей, и одна тема преобладала, как заметил Геббельс об учредительном собрании: «Мы в основном говорили об антисемитизме. […] Антисемитская идея — это мировая идея. Она объединяет немцев и русских. На грядущее тысячелетие, как говорит Михаэль Фурманн». 72
Геббельс теперь был всецело занят «еврейским вопросом», который он считал «жгучим вопросом времени». 73 Он читал
Антисемитский трактат Генри Форда «Международное еврейство» показался ему весьма познавательным, хотя он и не был готов полностью следовать ходу мысли автора. Как всегда, он придавал большое значение изучению фактов и сохранению своей критической точки зрения: «Ленин, Троцкий, [Георгий] Чичерин — евреи. Иногда можно делать такие глупые суждения о политических событиях, если не владеешь фактами». Однако он упустил из виду, что Ленин не был евреем.74
Чтение Форда привело его к «Протоколам сионских мудрецов». Он действительно пришёл к правильному выводу, что эта слишком соблазнительная книга
«Доказательство» предполагаемого еврейского плана мирового господства должно быть антисемитской подделкой, но все же он принял «внутреннюю» подлинность протоколов. 75 Наконец, он подытожил свою сильную озабоченность «
«Еврейский вопрос» следующим образом: «Я на стороне фолкиша : я ненавижу еврея инстинктами и разумом. Он мне глубоко ненавистен и отвратителен».
А несколько позже он писал: «Всякое „анти-“, направленное против евреев, — это плюс для национального сообщества». 77 В отличие от других людей, ориентированных на фелькиш , его антисемитизм, по-видимому, не был неотъемлемой частью полностью сформировавшейся расистской идеологии. Его враждебность к евреям развивалась по довольно простой схеме: чем менее ясно его представление о желаемом «национальном сообществе», тем очевиднее его неприятие всего еврейского. «Евреи»
Он просто олицетворял все «подрывные», культурно разрушительные международные силы, препятствовавшие объединению «народа», das Volk . В его туманном мировоззрении теперь появилась по крайней мере одна устойчивая, отрицательная точка.