Выбрать главу

«Желание часто было отцом веры. Мы думаем, что в данном случае оно сыграло с нашим товарищем по партии шутку». Руководство партии не могло…

более четко заявили, что оценка Геббельсом Советского Союза полностью противоречила мюнхенской линии. 88

Гитлер неизбежно с некоторой долей недоверия наблюдал за деятельностью рабочей ассоциации, особенно за ее управляющим.

Узнав об этом от Штрассера и явно потрясённый, Геббельс записал в дневнике 12 октября: «Гитлер мне не доверяет. Он жаловался на меня.

Как это больно». Он надеялся разрядить обстановку в личной беседе, но если дело кончится обвинениями, «тогда я уйду». Он не мог «воспринимать это как

Ну. Пожертвовать всем, чтобы потом быть обвинённым самим Гитлером».89

Тем временем он закончил читать первый том «Майн кампф» .

Книга произвела на него необычайное впечатление: «Кто этот человек?

Полуплебей, полубог! Это действительно Христос или просто Иоанн Креститель?»90

Несмотря на своё преклонение перед Гитлером, он не мог не заметить, что по двум существенным пунктам позиция лидера партии полностью расходилась с его собственной. Если Геббельс надеялся найти в «Майн кампф» долгожданную приверженность «социализму», то его ждало разочарование. Более того, Гитлер выдвинул взгляд на будущую политику в отношении Востока, полностью противоречащий геббельсовскому представлению о России: Гитлер видел в большевистской власти в России лишь орудие «в руках евреев». Он отвергал любой союз с Россией; напротив, он стремился к колониальному захвату российских территорий. 91

У Геббельса появилась возможность прояснить отношения с Гитлером в начале ноября на совещании гау в Брауншвейге. Гитлер приветствовал его там как

«Старый друг. И эти большие голубые глаза. Как звёзды. Он рад меня видеть. Я очень счастлив». Он был впечатлён риторическим талантом Гитлера: «У этого человека есть всё, чтобы стать королём. Прирождённый народный трибун. Будущий диктатор». Вопросы содержания, очевидно, не играли никакой роли в этой встрече. Геббельс был просто рад, что Гитлер не выдвинул против него никаких обвинений и, более того, отнёсся к нему благосклонно. 92 Он написал Грегору

Штрассеру, что они «теперь полностью разобрались с Мюнхеном».93

Две недели спустя, 20 ноября, Гитлер и Геббельс снова встретились на мероприятии в Плауэне, где оба выступали. Спорные вопросы существа на этот раз играли столь же незначительную роль, как и прежде. Он снова был совершенно очарован своим партийным боссом: «Он встречает меня как старого друга. И относится ко мне…

Он был ошеломлён речью Гитлера: «Какой я маленький!»94

После их встречи Геббельс написал Гитлеру одно из своих открытых писем, в котором публично заявил о своем безоговорочном подчинении лидеру партии: «Вы еще раз указали нам, находящимся в глубочайшем отчаянии, путь к вере.

[…] В последний раз, когда я видел тебя в Плауэне, после дней бурной борьбы, я глубоко в душе ощутил счастье стоять за человеком, воплощающим в себе волю к свободе. До этого ты был моим вождём . Но потом ты стал моим другом».95

Подобные личные заявления о лояльности со стороны ведущих партийных товарищей, по сути, не были чем-то новым с момента возрождения НСДАП; в конце концов, Гитлер считал партию «партией фюрера», и его окружение не жалело усилий, чтобы создать вокруг него «миф фюрера». Но то, что многим партийным товарищам казалось обязанностью (поскольку неопределенная политика партии требовала мощной, объединяющей фигуры), для Геббельса было глубоко эмоциональной потребностью, выходящей за рамки любых тактических соображений. 96

На обратном пути из Плауэна Геббельс остановился в Ганновере, где

Состоялось очередное заседание рабочей ассоциации с участием представителей одиннадцати гау. На нём Штрассер представил проект программы, но на заседании было решено, что Кауфман и Геббельс разработают альтернативное предложение.97 Геббельс активно работал над проектом манифеста с середины декабря 1925 года, после того как он признал «неудовлетворительным» переработанный вариант проекта Грегора Штрассера , предлагавшего частичную социализацию.98 Однако первоначально объявленный срок – 15 декабря – не был соблюдён. 6 января

Геббельс записал в своем дневнике, что он составил программу на основе «24 основных требований»: К сожалению, этот документ больше не существует.

Однако последующий ход внутрипартийных дебатов показал, что позиция Геббельса, особенно его пророссийская позиция, в значительной степени игнорировалась.