– Нет, не урод, но несчастный и, может быть, отчаявшийся человек. Прости, пожалуйста, что называю тебя так. Из меня не лучший оценщик, да и…
Гошу перебил восхищённый возглас Глевского:
– Стой, ничего не говори! Ты прав тысячу раз: я отчаявшийся человек! Вернее, я им был. А может и сейчас… Не обращайте внимания на мою радость. Дело в том, что я уже довольно долго думал, как я стал собой, а тут… такое верное замечание. Спасибо, спасибо, новый друг!.. Но забудем об этом, ведь сейчас пришло время для моей догадочки. Помните, да? Была у меня одна догадка, зачем Сёма нас сегодня свёл. Поэтому – вопрос: знаешь ли ты, Георгий, что наш дорогой товарищ влопался в одну прекрасную особу?
Хорошо, я был готов к такой выходке: что-то с самого начала подсказывало мне, что Паша не упустит шанс сдать меня с потрохами (и хотя я ему тоже ничего не говорил, он-таки узнал). Сдержаться было легко.
Гоша в ответ промямлил что-то невразумительное, и я уже ждал и видел: сейчас Глевский в напускном удивлении раскроет рот и завопит что-нибудь наподобие «Ка-ак?! Сёма ничего не сказал своему лучшему другу?!» Но вместо этого Паша подмигнул Радину, толкнул его локтем в руку и тихо, по-плутовски процедил:
– Скрытный же наш друг, а?
Потом он возвысил голос:
– Неужели ты думал, что скроешь от меня такую очевидность? Сдаёшь, старик.
– Ничего не думал,– ответил я и, вроде бы, смутился. Чтобы никто ничего не заметил, тут же пошутил:
– Я, может, тебя проверял.
– Так ведь можно и допроверяться… Помните ту басню про пастушка? Он тоже проверять любил, а потом ему верить перестали.
Паша хитро улыбнулся, затем поджал губы и с простым видом заявил, как бы успокаивая меня:
– Ну да ты можешь не бояться. Без обид, но я никому кроме себя не верю…
Сейчас перечитал написанное и понял, что автор из меня так себе. Расписываю тут диалоги, а ещё ничего не сказал про место, время… Короче, совсем не на читателя работаю. Хотя кто будет читать сие творчество, кроме меня? Забавно… И всё же добавлю немножко фона: вдруг перееду, забуду местность, вдруг всё поменяется? Надо быть дальновиднее!
Тогда осень уже перевалила за середину, а уровень воды в колдобинах на асфальте – за воображаемую крайнюю отметку. На удивление, день выдался солнечным, не было ветра, который обычно разносит морось и запах мокрых листьев. Природа как будто чего-то ждала. Неужто, нас?..
Когда разговор наш начал клониться в философию, мы подошли к озеру – такому спокойному, тёмному, отражавшему оранжевое вечернее солнце. По одну руку от нас была липовая аллея, по другую – песчаная дорожка вдоль бурого склона, покрытого сетью корней. Приятно стало, даже остановились на минутку. Вдох, выдох, снова вдох… И дальше я уже не мог сдерживаться: как ребятёнок, обрадовался чему-то, улыбнулся. У меня впереди столько жизни, столько новых и хороших людей, столько событий и воспоминаний – тоже хороших и светлых. Почему я раньше об этом не думал? Как до этого не догадался? Ведь это, может быть, простейший рецепт счастья. Глупого, детского, но разве счастье бывает другим? Пожалуй, что и бывает, только мне ничего подобного испытывать не приходилось. Кстати, где это я?… Ах, да!
– Так и что ты думаешь, Георгий? Хороша Сёмина любовь или нет? – спросил Глевский, надев очки и слегка опустив их, поглядывая поверх тёмных линз.
– А никто не будет против, если я скажу серьёзно?
– О, нет, даже наоборот! Именно этого я и жду. Разве что Сёма наступит на горло серьёзной песне вольного…
Но тут я наступил на горло уже Пашиной несерьёзной песне. «Валяй»,– подмигнул Гоше, и он начал.
– Здесь всё зависит от одного момента. Как бы это назвать… Вы только не смейтесь сейчас (уже на этих словах Паша легонько прыснул): нужно сначала разграничить любовь. Никто ведь не будет спорить, что современная любовь – это любовь чисто биологическая…
– А она бывает другой? – удивился Глевский.
– По-моему, да. Это как бы противовес. Если есть дикая любовь, то есть и рациональная. Ты понимаешь какого-нибудь человека, чувствуешь с ним единство, и поэтому ты его любишь.
– Постой-ка,– перебил Паша.– Мы, вроде, о любви между мужчиной и женщиной говорили, а ты, извини уж, в какие-то дебри полез…
– Так ведь разницы нет. Это работает для всего,– загорячился Гоша.– Проблема только в том, что я плохо объясняю, потому что сам ещё не понял до конца… Конечно, такая любовь не будет очень страстной. Зато она будет самой крепкой. Женщине и мужчине важно понять друг друга, им важно принять друг друга. И вот тогда любить будет не тело, а душа… Простите, пожалуйста, мою восторженность.