Как и очень многие, я оказался втянутым в политику, совершенно не собираясь ею заниматься. Теперь-то я осознал справедливость утверждения о том, что если ты не будешь заниматься политикой, она займется тобой».
Политика достала академика в лаборатории, добралась до него на экспериментальном поле, где он с коллегами пестовал новые сорта пшеницы. Ученый мужественно вступился за честь брата, достоинство всей семьи. Отправил десятки писем во все инстанции — в Генеральную прокуратуру Союза и Президиум Верховного Совета, в редакции центральных и республиканских газет, в ЦК Компартии Азербайджана, ЦК КПСС, в Политбюро…
В ответ приходили отписки. Только журнал «Смена» (№ 19 за 1988 год) извинился перед Гейдаром Алиевым.
«В статье «…И одна ночь» («Смена». № 15. С. 18) говорится о том, что Л. И. Брежнев, будучи в Баку, принимал роскошный перстень от Алиева. Поскольку редакция не располагает документальными доказательствами по данному эпизоду, мы приносим свои извинения Г. А. Алиеву и нашим читателям».
Карабах
18 февраля 1988 года Горбачев утвердил в должности своего нового помощника — Георгий Хосроевича Шахназарова, ученого, политолога. Едва ли не в тот же день к нему напросился на прием армянский публицист и писатель Зорий Балаян. «Я знал его по интересным выступлениям в «Литературной газете», — пишет Шахназаров в своей книге «Цена свободы», — и поэтому охотно откликнулся на предложение встретиться, не подозревая, что разговор пойдет о Карабахе. Но гостя волновало только это. — Всматриваясь в худощавое смуглое лицо с необычайно черными даже для южанина, узкими глазами, можно было понять, что для этого человека, как и для многих его соотечественников, воссоединение Карабаха с Арменией стало не просто мечтой, а делом жизни или смерти».
Далее Шахназаров сокрушается: «Ничего не могло убедить их в том, что нужно искать компромиссные решения. Час настал, сейчас или никогда! — так сформулировало для себя задачу национальное самосознание, выразителями которого стали Балаян, Тер-Петросян и их сподвижники».
Но к помощнику Генерального секретаря ЦК КПСС, «обрусевшему армянину родом из Карабаха, уроженцу Баку», как он о себе пишет, это не относится? Разве не он в числе первых должен заставить своих земляков «искать компромиссные решения»? Нет, он передает генсеку просьбу Балаяна принять его вместе с поэтессой Сильвой Капутикян. «Такая встреча состоялась 26 февраля и имела немалое значение для последующих событий», — замечает Георгий Шахназаров.
В Азербайджане, как и во всей стране, об этой встрече узнали из теленовостей. Ждали — генсек примет и представителей азербайджанской интеллигенции. Но он этого не сделал. В те дни генерал Бобков был в Карабахе. Он рассказывает:
— Я лично убедился, как много делал Алиев для развития автономной области, для упрочения национальных отношений. И даже первые вспышки не привели здесь к конфликту. Приведу два простых примера.
22 февраля 1988 года мне пришлось быть на дороге из Степанакерта в Агдам. Там шла толпа возбужденных людей. Им навстречу вышла пожилая женщина и бросила под ноги азербайджанский платок. Они остановились. Вернулись. Это о чем-то говорит?
Второй пример. В этот же день в этом же районе армяне застрелили двух азербайджанцев. Представляете, какой мог быть взрыв, если бы люди в округе узнали об этом? Мы обратились к азербайджанцам, собрали самых уважаемых людей. «Давайте, — говорю, — переступим через это горе, через эту утрату». С нами согласились. Похоронили погибших, не разжигая из этого ЧП искры ненависти.
В Степанакерте во время одного из митингов подстрекатели потащили гробы. Рядом со мной стояла актриса областного театра, армянка, запамятовал, к сожалению, ее фамилию. Она с отчаянной смелостью, с настоящим мужеством выступила против провокаторов. Провокация не прошла.
Скорее всего, это была Кнарик Погосян — о ней писали газеты в репортажах из Карабаха. Тогда же «Социалистическая индустрия» рассказала, как рабочие алюминиевого завода в Сумгаите спасали от погромщиков своих товарищей-армян. Начальник охраны завода Исмаил Алиев свозил на предприятие целые семьи рабочих и специалистов — здесь они были под надежной защитой. Был среди спасенных и дядя Костя со своей семьей — так все на заводе называли мастера-литейщика Константина Айказовича Мартиросяна. А он назвал Исмаила своим родным братом.