Я гордился отцом. За его знания. За мужество, честность. За выдержку и абсолютное бесстрашие.
Вскинув руку, я протёр фотографию, выгравированную лазером на камне. Под глазами отца заблестели алые полосы, походившие на кровавые слёзы. Стерев их чистой ладонью, я опустил руку на памятник.
– Я скучаю, – щёки обожгло. – Прости, пап, – выдавил из себя, согнулся, словно на шее висел пудовый камень. – Я продал наш дом. – Помолчал и добавил: – И питов, пап. Оставил только Брута и Жасмин. Остальные теперь у Гривасов.
Внезапно, будто осуждая мой поступок, в кронах деревьев загалдели грачи, я запрокинул голову. Горластые птицы взметнулись с веток ввысь и закружили над кладбищем.
Глубоко вздохнув, снова встретился с отцом взглядом.
– Понимаю, ты против такого решения. И помню, чему ты нас учил: упорство рушит любые препоны. Но… я бы не справился с питомником. Без тебя – нет. – Нужно быть глупцом, чтобы не признать очевидного. – Ты знаешь. – Он знал. Ведь это была его жизнь, не моя.
Отчего же я чувствовал себя предателем? Какого чёрта изо дня в день терзался?
Кровь прилила к лицу, плечи опустились. Во рту появилась едкая горечь. Сглотнув, я часто задышал.
Разочарование и вина колючей проволокой расползались по венам. Раздирая меня изнутри. Провоцируя унизительно горбить свою спину.
Я сожалел... Дико сожалел о содеянном!
Но тогда, тем зимним вечером, смерть отца потрясла меня и опустошила до глубины души. Привычные вещи в жизненном пространстве исказились. Дом, собаки – всё неожиданно опостылело.
Я любил наших бойцов. Уважал и восхищался ими. Чемпионы! Одни из лучших матчевых собак в России! Сильные, неутомимые, сообразительные. Но когда отца не стало, их существование рядом со мной потеряло всякий смысл.
– Гривасы позаботятся о питах, – прохрипел. – Демид Андреевич дал слово. – Кадык дёрнулся в непроизвольном глотке. Меня душил стыд. За то, что жив. Полон сил. И так быстро сдался, даже не вступив в бой. Бросил дело всей жизни отца. Наотмашь рубанул и отсёк часть нашего с ним мира.
Самое отвратительное – этот ход не принёс мне облегчения – пустота не отступала. Днём я старался заполнить её хоть чем-то: общением с сестрой, работой, железом, сексом, а вечерами она опять обнажалась, и меня буквально топило в едучем одиночестве.
Я метался, злился, чувствуя себя в шкуре загнанного зверя. А по факту бежал как можно дальше от реалий.
– Прости. Я подвёл тебя… – меня оборвала вибрирующая в джинсах мобила.
Сунув ладонь в задний карман, я нащупал телефон, запутанный в женских трусиках, и не смог сдержать кривой усмешки. Перед глазами мелькнул образ девчонки, прижатой лицом к стене с выпяченной задницей, на нежной матовой коже которой виднелся едва заметный след от сорванного мной белья.
Отрава.
В паху заломило – не то от болезненных воспоминаний, не то от желания ощутить на своём члене её острый язычок, зализывающий место ушиба.
Я вытащу всё из этого неуклюжего Котёнка.
______________________________________
[1] Площадка с сооружениями, используемыми для хранения и обработки зерновых культур.
⭐ Глава 6. Кто не с нами, тот против нас!
Слава
– Отвал башки-и-и, – поставила высший бал Олеся и, перегнувшись через стол, поймала мою ладонь. Засмотревшись на золотое колечко с чистейшим тёмно-зелёным изумрудом, она даже не заметила, как двое парней, проходивших мимо нас, по очереди нырнули заинтересованными взглядами в её декольте.
– Мамино, – улыбнулась, мягко высвобождая руку. С каждой минутой нам приходилось говорить всё громче и громче, перекрывая гул голосов и бряканье посуды. – Папа подарил на моё рождение.
– Славик… – неуверенно начала подруга, но, увидев спешащую к нам официантку, замялась. Симпатичная девушка в чёрном фартуке с логотипом ресторанчика «ot puza» ловко расставила перед нами заказ и, пожелав приятного аппетита, исчезла. – Так ничего и не известно? – осторожно поинтересовалась Олеся, заправляя светлую прядь за ухо. – Куда она могла пропасть? – сдавленным голосом добавила она, потом прокашлялась в кулак и снова повторила вопрос.