Он попытался успокоиться. Почти физически ощущалось, как его воля старается обуздать и задрожавшее, от выброса адреналина, тело, и возроптавшую в детской обиде душу.
Нежданное случилось. Еще минуту назад он был уверен, что этот новоявленный хорек, так некстати завладевший распятием, никогда не узнает о существовании спрятанных в нем костей. Однако он не только добрался до них, но и раскинул их так удачно.
Теперь Салазару тоже нужно было взять лежавшие на столе кубики, как делал он сотни раз в своей жизни, прочувствовать их пульсации и сделать точный, выверенный бросок.
Казалось, однако, они, предостерегают его от этого. Как никто другой, он умел прислушиваться к их голосу. Тыльной стороной пальцев он словно невзначай коснулся их вероломной поверхности, ощутив новый, еще более определенный угрожающий импульс.
Все было кончено.
С трудом оторвав взгляд от предательниц, он посмотрел на револьвер. В качестве действующего владельца Салазар мог потребовать провести второй тур – «Божий выбор». Один патрон в барабан, поворот трещотки, револьвер к виску, и так до первого выстрела, устранившего бы неудачливого претендента. Однако тускло блестевшая сталь тоже не сулила ничего хорошего.
Между тем, охрана сменила позицию. Мужчины сидели рядом с Климом, развернувшись в сторону испанца. С напряженным вниманием они смотрели на кости, револьвер и Салазара.
Похоже было на то, что Климентий был взят под их защиту.
Воспрянув духом, Михалыч потянулся к бутылке, теперь уже сам налив себе рома.
– Будешь? – спросил он испанца. Однако тот, сделав движение, остановил его руку. Клим понял – Салазар еще не полностью овладел собой и не хочет подавать голос, боясь показать слабость. Несколько минут они молчали.
– Я купил это распятие без обмана, – наконец произнес Михалыч, выдержав вполне достойную паузу. – Я не искал его и даже не знал о его существовании. Мне сделали предложение, я заплатил сколько попросили.
Испанец, наконец, успокоился:
– Претензии сняты. Распятие – только оболочка. Главное – кости.
Теперь его голос звучал расслабленно, хотя и грустно.
– Эти кости нельзя украсть. Они сами выбирают хозяина. Мы лишь следим за правильностью наследования. Сегодня они уже сказали свое слово. Я признаю его, и снимаю свою кандидатуру.
Выслушав эту тираду, охранники удовлетворенно кивнули и убрали со стола револьвер.
– Я мало что понял! – с немалым облегчением Климентий почувствовал, что самое страшное, вроде бы осталось позади. Поднявшись со стула, на котором он провел уже несколько часов, он постарался размять затекшие от долгого сидения спину и бедра. Ситуация еще могла обернуться не в лучшую сторону. Быстрые и послушные ноги не раз выручали его в прошлом. Однако, видя лояльное отношение охраны, он подошел к окну и отбросил занавеску.
За пригорком, на котором стоял дом, круто изгибаясь, протекала не слишком большая река. Ее ближний пологий берег заканчивался песчаным пляжем. Дальний был крут. На нем всеми красками осени пылала березовая роща. В отдалении видна вереница невысоких холмов, золотившихся от листвы, покрывавшего их леса. Где-то вдалеке едва различимо стрекотал трактор, перепахивавший уже давно скошенное поле.
Эту речку он хорошо знал, хотя она и протекала почти в часе езды от города. Здесь он родился и вырос, здесь строил свой загородный особнячок. Других рек, такого масштаба, на сто километров в округе не было.
Взгляд его, упал на каменную бабу стоявшую рядом, о которой он забыл вовремя столь волнительных разговоров. Кивнув на нее, он спросил охранников:
– Откуда у вас Макушка? Она из моей деревни!
Охранники вскочили.
– Имя Светлейшей произнесено, – констатировал один из них, – владелец вступил в права!
– Протестую! – неожиданно даже для себя взвился Салазар. С понурым видом, уже понимая, что теряет лицо и говорит без надежды на успех, все-таки выдавил:
– Недопустимое созвучие. Сказано не в должном контексте.
– Не подтверждаю, – отозвался телохранитель, – Макошь, Мокошь, Мокша, Мокушка. В пределах допустимого – естественный лингвистический драйв. Неподобающий контекст отсутствовал.
Почему-то столь заковыристое заявление, не показалось Климу странным, хотя таких слов сам он бы вспомнить не смог.
Охранник указал Салазару на красные и белые ленты, спокойно висевшие на рогах лося:
– Признаков недовольства Владыки нет.
Сочувственно глядя на испанца, он мягко, но в тоже время твердо заключил:
– Вступление в права подтверждаю.
Быстро собрав со стола игральные кости, поместив их в мешочек, он вложил его в полость распятия и, защелкнув запор, с поклоном передал его Климентию.