Выбрать главу

- ... Я в детстве Джеком Лондоном зачитывался, Кервудом, Сетоном-Томпсоном, - тихо лилась речь Валеры. - А "Белый клык" настольной книгой был и до сих пор остается.

- А кроме них ты что-нибудь читал? - заглядывая ему в глаза, спросила Маша.

- Конечно, - улыбнулся он. - Массу книг по археологии и истории. Очень люблю О.Генри, Брета Гарта и Роберта Шекли.

- Совершенно разные писатели, - заметил Сергей.

- Это только на первый взгляд так кажется, - мягко не согласился Валера. - Лондон, Гарт и О.Генри в чем-то пересекаются, Шекли - фантаст, Кервуд и Сетон-Томпсон - превосходные натуралисты. Но их объединяют два направления - романтизм и человечность.

- Да? - искренне удивился Корнеев и с иронией взглянул на Гладкова. Извини, Валера, но... как бы это сказать, романтизм и человечность не совсем укладываются в тему нашего... нашей встречи.

Гладков мгновенно сник, а Сергей поймал на себе несколько осуждающих взглядов коллег. "Ну, урод, Серега, - со злостью подумал про себя Осенев. Человек помаленьку раскрываться начал, а он, как кувалдой по темечку."

- Валера, - несколько выправил положение Олег, - а что ты там про экспедиции обмолвился?

- Я хотел после школы на истфак поступать, археологией мечтал заняться. Вы знаете, мы живем в непростом месте. Городу этому не одна сотня веков. Он богат на судьбы и события, но на нем тавро убийства.

Осенева при этих словах словно ударило током. Он деонулся на стуле и неосознанно подался вперед:

- Что ты сказал?! - тон, каким он задал вопрос, заставил присутствующих замереть.

Валера, закусив губу, помолчал, но потом продолжил:

- Я понимаю, из моих уст это звучит неординарно. Вы не подумайте, я не оправдываюсь...

- Стоп! - Корнеев резко ударил ладонью по столу. - Валера, давай-ка, все по порядку.

- Я и говорю, по-порядку, - он вздохнул. - Это случилось в первый раз на базаре. Имел место небольшой инцидент. Одним словом, наш мэр делал рейд накануне праздника... - И он рассказал об эпизоде с Буровой. - ... На ней в тот день был газовый шарф - красивый, элегантный и запоминающийся. А после ее убийства, представьте, я этот шарф нашел у себя в квартире, в прихожей в шкафу...

Собравшиеся, открыв рты и затаив дыхание, слушали его повествование. Валера, чувствуя к себе неподдельный интерес и, несмотря на весь ужас переживаемых им вновь событий, приободрился.

- ... Накануне я во вторую смену работал. Приехал на дежурке поздно ночью, часа в два. Спать не хотелось, а тут еще Егора встретил, из соседнего подъезда. Он тоже когда-то археологией увлекался. Зашли к нему, потом у меня посидели. Он ушел, а я в сон, как в пропасть провалился. И точно помню, что ночью мне тот "рыночный кошмар" снился, с Буровой. Проснулся где-то около двенадцати дня. А дней через пять полез за чем-то в шкаф и... - Гладков судорожно сцепил пальцы рук и побледнел, - ... увидел ее шарф. Сначала не мог понять, откуда он у меня. Потом вспомнил сон, да еще и убийство это - весь город на голове стоял, - я совсем потерялся. Дальше - больше: очки Кондратьева нашел и зонтик этого, третьего, Лизунова. - Он устремил жуткий взгляд в пространство и после продолжительной паузы вдруг выдал: - А сегодня я чуть отца Иосафа не убил.

- К-а-ак эт-т-то? - заикаясь, выдохнула Маша.

- С утра в церковь решил сходить, - стал пояснять Валера упавшим голосом. - После того, как вам, Дмитрий, позвонил. Если честно, сам не пойму, что меня туда потянуло. В церкви прихожан не было, рано слишком. Отец Иосаф присел со мной рядом, мы разговорились. И я... Я. сказал, что... Я сказал ему, что я - убийца.

- Ну ты даешь! - воскликнул Сергей. - А он что?!

Валера как-то странно взглянул на него:

- Он ответил, что у меня... Божий дар, но я не верю в Бога и оттого не осознаю его... То есть, это... дар его.

- Ничего себе дар, - покачал головой Даньшин.

- Я о том же подумал: спятил старик. Ему ведь под девяносто уже. Но он с таким сочувствием ко мне отнесся. - Валера вновь побледнел: - И тут на меня это накатывать стало. Все поплыло, туман перед глазами. То, что я увидел... - он зажмурился и затряс головой.

Люди в комнате стали испуганно переглядываться. Сергей с Дмитрием, не сговариваясь, напружинились, готовые в любую минуту рвануться и броситься на Гладкова. Но тот сидел, не шелохнувшись. Осенев обвел взглядом ошеломленных коллег, мимолетно "зацепив" глазами "Кремлевку".

- Серега, наливай! - приказал Осенев.

- Есть! - четко отреагировал тот, с молниеносной быстротой разлив водку.

Не чокаясь, быстро выпили, но закусывать никто не стал. Все взоры устремились на Валеру.

- Я был в Освенциме. Это такая жуть... такой кошмар... - произнес он страшным, замогильным голосом.

- Извини, пожалуйста, я не понял: где ты был? - склонив голову набок и подавшись вперед, спросил Корнеев, причем выражение лица у него было в этот момент совершенно идиотским.

Справедливости ради стоит сказать, что у остальных оно было тоже не лучше: приоткрытые рты и вытаращенные глаза, с отраженным в них интенсивным мыслительным процессом, но... далековато за гранью нормального.

- Я никогда не был в Польше, - Гладкова начала бить нервная дрожь, слова давались ему с трудом. - Но я могу с точностью до мельчайших деталей описать людей и станцию, куда прибывали эшелоны. Я был в одном из вагонов... В этом вагоне был и отец Иосаф, только молодой. Я по глазам его узнал. А когда пришел в себя, то увидел, что он - живой. Без этой страшной раны на шее... - Гладков, не в силах справиться с охватившим его волнением, попросил Корнеева: - Сережа, не могли бы вы налить еще? Пожалуйста... - И пока тот покорно выполнял его просьбу, закончил: - Он ждет меня сегодня в церкви в шесть часов. Сказал, чтобы я пришел. Я пообещал. Ну вот и... все, - Валера схватил рюмку и махом опрокинул ее.

Сотрудники редакции, не сговариваясь, повторили его маневр. Оставшиеся бутерброды на этот раз вмиг расхватали.

- Валера, - замявшись, обратилась к нему Мария, - ты не пробовал обращаться к психиатру?

Он кивнул, соглашаясь:

- Хотел. Ваксберги дружили с моими родителями. После их смерти Матвей Иосифович часто звонил мне, в гости приглашал. Несколько раз с Ниной Ивановной даже заезжали ко мне. Но, если честно, мне стыдно было. - Он опустил голову и глухо произнес: - Вы же знаете, как у нас к психам относятся. Клеймо потом на всю жизнь. Я, конечно, не имею в виду Матвея Иосифовича. Он - деликатный и интеллигентный человек, но город маленький, кто-нибудь все-равно узнал бы и пошло-поехало... Куда бы я после на работу устроился?