Этими вопросами и занимался, вероятно, Пальмирен Розет, но выпытать у него тайну произведенных им наблюдений было не так-то легко.
По временам Гектор Сервадак и его товарищи вели беседу на эту тему.
— Поверьте, — сказал как-то капитан Сервадак, — если период обращения Галлии изменился и скорость ее неожиданно замедлилась, мой бывший профессор не смог бы скрыть своей радости. Вот увидите, он не упустит случая подразнить нас, и мы, даже не задавая вопросов, сразу узнаем, что попали в беду.
— Дай-то бог, — проговорил граф Тимашев, — чтобы профессор не допустил никакой ошибки в своих первоначальных вычислениях!
— Чтобы Пальмирен Розет допустил ошибку? — возразил Гектор Сервадак. — Это мне представляется невероятным. Он первоклассный астроном, в этом нельзя ему отказать. Я твердо верю в точность предварительных вычислений профессора, касающихся периода обращения Галлии, и так же твердо поверю в его правоту, если он объявит, что мы должны отказаться от всякой надежды вернуться на Землю.
— Коли так, господин капитан, — вмешался тут Бен-Зуф, — разрешите доложить вам о том, что меня беспокоит.
— Говори, что же тебя беспокоит, Бен-Зуф.
— Ваш ученый дни и ночи торчит у себя в обсерватории, верно? — спросил денщик тоном человека, зрело обдумавшего свой вопрос.
— Верно, — отвечал Гектор Сервадак.
— И круглые сутки, — продолжал Бен-Зуф, — его чертова труба целится в Юпитера, который вот-вот нас проглотит. Так ведь?
— Так. И что же?
— Уверены ли вы, господин капитан, что ваш учитель не притягивает к нам Юпитера своей проклятой дудкой?
— Ну, это уж вздор! — отвечал, смеясь, капитан Сервадак.
— Ладно, господин капитан, ладно! — сказал Бен-Зуф, с сомнением покачивая головой. — Я не так в этом уверен и с трудом удерживаюсь, чтобы…
— Чтобы?.. — переспросил Гектор Сервадак.
— Чтобы не сломать к чертям его проклятый инструмент!
— Разбить телескоп, Бен-Зуф?
— Вдребезги!
— Только попробуй, я тут же велю тебя повесить.
— Повесить?
— Немедленно! Разве я не генерал-губернатор Галлии?
— Так точно, господин капитан! — ответил простодушный Бен-Зуф.
И право же, если бы его приговорили к повешенью, он скорее сам бы надел себе на шею веревку, чем хотя бы на минуту усомнился в праве «его превосходительства» распоряжаться жизнью и смертью галлийцев.
Первого октября расстояние между Юпитером и Галлией сократилось до восемнадцати миллионов лье. Таким образом. Юпитер отстоял теперь от кометы в сто восемьдесят раз дальше, чем Луна от Земли в своем апогее. Будь же он на расстоянии Луны, его диаметр казался бы в тридцать четыре раза больше лунного, а диск в тысячу двести раз больше ее диска. Но и теперь для наблюдателей с Галлии он представлялся светилом гигантских размеров.
Можно было ясно разглядеть полосы различных оттенков, бороздящие поверхность Юпитера параллельно экватору, на севере и на юге сероватые, на полюсах попеременно темные и светлые, причем самые края планетного диска светились наиболее ярко. Отчетливо; видимые пятна разной формы и величины нарушали там и сям рисунок поперечных полос.
Не были ли эти полосы и пятна следствием атмосферных явлений? Нельзя ли было объяснить их появление, природу и непрерывное перемещение скоплением паров, образованием облаков, гонимых воздушными течениями, вроде пассатов, дующими в направлении, обратном вращению планеты вокруг оси? Пальмирен Розет не мог этого решить, так же как и его коллеги в земных обсерваториях. Если он вернется на Землю, у него не будет даже того утешения, что он раскрыл одну из самых сокровенных тайн Юпитера!
Наступила вторая неделя октября, и тревога галлийцев возросла более чем когда-либо. Галлия мчалась с огромной скоростью к опасному повороту своей орбиты. Граф Тимашев и капитан Сервадак, обычно несколько сдержанные и даже холодные в обращении друг с другом, чувствовали, как сблизила их общая опасность. Они беспрестанно делились мыслями и сомнениями. Когда порою им казалось, что все погибло и надежда возвратиться на Землю потеряна навсегда, они принимались обсуждать, какое будущее ожидает их в солнечном мире, а может быть и дальше, в звездных мирах. Они заранее примирились с судьбой. Мысленно переносясь в неведомые дали, они вдохновлялись широкими философскими идеями, которые отвергают узкое представление о мире, созданном исключительно для человека, и стремятся охватить всю бесконечную и, возможно, обитаемую вселенную.