В своих вылазках на кладбище я не преследовал никаких практических целей, они объяснялись сентиментальным состоянием отроческого духа, силившегося преодолеть боязнь и одновременно страдавшего от безответного чувства. И все-таки они принесли плоды, неожиданные и нежеланные. Однажды вечером, родителей как раз не было дома, — я со спрятанной в кармане свечкой прокрался на кладбище через железные ворота, никогда не запиравшиеся на ночь, и стал осторожно пробираться к последнему приюту ясновидящей, дабы зажечь там свой огарок. До могилы оставалось всего несколько шагов, как вдруг я заметил возле нее темную фигуру. Ночь была туманной, и луна в ту минуту почти совсем скрылась за облаками. Мной овладело любопытство, смешанное со своеобразной ревностью; что это за непрошеный гость занял мое место? Во мне закипела злость. Ведь теперь, чтобы зажечь на могиле свечку, я должен был дождаться, пока незнакомец уйдет. Укрывшись за ближайшим памятником, я в нетерпении отсчитывал томительные секунды. Внезапно луна вынырнула из-за облаков, все вокруг на миг осветилось, и мужчина, почувствовав, видимо, мой упорный взгляд, чуть шевельнулся, равнодушно повернув голову. Но я сразу узнал его. То был фокусник.
Фокусник! Возможно ли? Ведь он же несколько недель как уехал из городка. И с той поры ни разу не было слышно громыханье его повозки, позвякиванье бубенчиков на сбруе лошадки! Впрочем, что же тут особенного? Разве не естественно, что он больше, чем кто-либо еще, имел право навестить могилу своей жены? Удивительные события этой ночи на том, однако, не кончились. Мне почудилось, будто я слышу тихий шепот, как если бы фокусник вел беседу с зарытой в землю покойницей. Какая волнующая мелодрама! Я напряг слух, пытаясь разобрать слова. Что он — просит отпустить ему грехи либо корит ее? Жалуется на свою судьбу, исповедуется? Ни то, ни другое. Я услышал, как зашуршало платье, и еще одна фигура, которую до тех пор скрывал мрак, обрисовалась в мутном свете луны. По всей вероятности, она сидела на могиле, как обычно сиживал там я. Мое изумление перешло в нестерпимую боль, пронзившую мне сердце. Лгунья! Бесстыдница! Подлая, подлая, подлая!
У могилы ясновидящей сошлись на свидание фокусник Бальда и Дора Ганзелинова.
БЛАЖЕНСТВО ИЗ ПЕЧАЛИ
Я хорошо запомнил каждое слово из тех, которыми усыпляла мое подозрение Дора, когда мы чистили картошку. И что же — она тайно встречается с фокусником, изменив мне! Я страдал, душа рвалась разоблачить ее, хотя бы и с риском снова навлечь на себя ее гнев. Я выяснил, когда наступит очередь Доры дежурить на кухне. Три старшие Гелимадонны и Эмма поедут после обеда навещать деревенских пациентов. Более подходящего момента для исполнения моих намерений было не придумать.
В сени я прокрался как вор. Дверь в кухню была открыта. Дора покрывала серебрянкой заржавевшую поверхность плиты. Понимая, что, начав обиняками, можно растерять такой дорогой ценой обретенное мужество, я с порога, едва она повернула ко мне удивленное лицо, одним духом выпалил:
— Барышня Дора, позавчера ночью вы стояли с фокусником у могилы ясновидящей. Я тоже был на кладбище, только вы меня не видели.
Она резко отшвырнула заячью лапку, так что та упала за печку на поленницу дров. Зашипела, точно придушенная змея:
— Ага, шпионишь, тихоня! Как ты смеешь за мной шпионить?
— Я не шпионю, — с мрачным спокойствием отвечал я. — Я и не думал, что застану вас там. Просто я часто хожу туда.
Она с ненавистью посмотрела на меня в упор, но я выдержал этот взгляд. Я уже не был тот несчастный, раздавленный горем мальчуган, который некогда искал лишь возможности выплакаться в предательских женских объятиях. Не знаю, что было причиной — то ли горькое чувство, что меня презирают, то ли противостояние кладбищенским ужасам, — но дух мой закалился.
— Вы солгали мне. Неправда, что вы за поцелуй купили у фокусника секрет ясновидения. Вчера вам нечего было у него покупать, а между тем вы снова целовались. Вы — любовники, я знаю!
— А если даже и любовники, тебе-то какое дело, сопляк? — в бешенстве вскричала она. — Уж не должна ли я отвечать перед тобой за свои поступки? Не собираешься ли ты быть мне судьей?
— Вот вы сердитесь и ругаетесь на меня, барышня Дора, — кротко возразил я, — а ведь я вам ничего худого не сделал. Я ведь только вам одной это говорю.