– Ладно, – сердцебиение и дыхание начали приходить в норму и Поляков понемногу стал обретал ясность мысли. – Мы ещё вернёмся к этому разговору.
Он поспешил вперёд по узкой улочке, медленно погружавшейся в вечернюю тьму.
Комиссар стоял перед строением, которое было ярко освещено горящими фонарями и, судя по количеству входящих и выходящих из него местных жителей, пользовалось популярностью. Из его дверей неслась громкая и непривычная для слуха Полякова музыка с воющими на разные лады гитарами, неизменным ритмом барабанов и воплями солистов.
«Это то заведение?» – спросил он.
«Ну да! – ответил Теф. – „Пылающие гузна“ и сейчас там наша группа – „Псицы Гадеса“!»
«И что в этом такого? – удивился Поляков. – Названия, как названия – мог бы и сразу перевести…»
«Прости босс, – улыбнулся Теф. – Я, как существо культурное и высокоморальное, не могу переводить с языка балгров, так как оно переводится напрямую. Это будет обсценная лексика.»
«Ладно, моралист, пойдём. Послушаем эти жуткие звуки.»
Зал заведения был погружён во тьму, все столы и стулья сдвинуты к стенам, а на получившейся площадке набились битком местные жители. Они одновременно с ритмом музыки трясли головами и дёргались. Руки были направлены в сторону сцены и каждая изображала жест из двух пальцев, напомнивший комиссару детскую игру в «Козу». Источников света в зале было всего два – тусклый – барная стойка со скучающим тучным барменом, который от нечего делать протирал бокалы из тёмного стекла, и яркий – сцена с выступающей на ней группой. Свет на сцене постоянно мигал, а в некоторые моменты музыки, для усиления эффекта, включались две газовые горелки, пламя которых взмывало до потолка. И в этот момент собравшиеся в зале испытывали что-то вроде религиозного экстаза – они орали, пробовали вторить словам, а некоторые начинали толкаться и устраивать потасовки. Группа на сцене была целиком из женских представителей местных жителей – барабанщица, две виолончелистки и солистка. Солистка стояла около края сцены и пела в некое подобие микрофона. Назвать эти вопли пением комиссар не смог бы даже при всём своём желании – солистка хрипела, шипела и рычала, а текст был просто набором несуразицы:
– Ничего не прошу, оставь меня! Буду крутиться как колесо! Никто не свяжется со мной! Будь я проклята! Я играю в группе! Видишь, тварь, я играю в группе!
Комиссар осторожно протиснулся сквозь разгорячённую толпу и оказался около барной стойки. Бармен прекратил протирать бокалы и обратил на него своё внимание:
– Не могу ничего предложить, кроме воды, – он взял один из бокалов и, наполнив его из-под крана, протянул комиссару.
– Тебя не удивляет моё присутствие? – оценил спокойствие бармена комиссар Поляков.
– До тебя были и после тебя будут, – бармен смотрел на него своими слегка выпученными оранжевыми глазами, немного склонив голову набок.
– Поэтому – вода? – Поляков отпил и почувствовал идущий от содержимого бокала лёгкий запах серы и кислый привкус на губах.
– Прости, – ухмыльнулся бармен, – мне проблемы не нужны.
«Странно, неужели все бармены такие, – подумал комиссар. – Кого-то он мне напоминает…»
«Он, кстати, уже знает о происшествии на улице, – прошептал Теф, – но доносить не собирается.»
«Спасибо ему и на этом, – подумал комиссар. – Не знал, что ты можешь читать их мысли.»
«Он так громко думает, глядя на тебя, – захихикал Теф, – что тут даже самый псиглухой услышит…»
«Попросил бы,» – обрёк в грозный вид свою мысль комиссар и Теф притих.
– Вижу ты на девчонок пришёл посмотреть, – проявил прозорливость бармен.
– Хотел с ними поближе познакомиться, – не соврал комиссар, – но после выступления.
Бармен понимающе кивнул, скривился в улыбке, обнажив свои кривые клыки, и вернулся к протиранию стаканов. Комиссар молча пил воду, ожидая, когда уже закончится звуковая какофония, так неприятно давящая на его уши и сознание. Песни следовали одна за другой, репертуар группы казался бесконечным и однообразным, но он понемногу стал замечать, что солистка всё чаще кидает взгляды в его сторону. И, проснувшееся вдруг, профессиональное чутьё подсказало ему, что сейчас что-то произойдёт.
– Последняя песня и наш специальный гость! – солистка смотрела в сторону комиссара и показывала на него рукой.
Все зрители в зале как по команде повернулись и посмотрели на Полякова.