В этот момент по стене пробежала рябь и на голом камне появились ворота, которые тут же стали открываться, приглашая комиссара проследовать внутрь. Поляков увидел, что за стеной дорога продолжается, хмыкнул и пошёл вперёд.
«Я на шоссе в ад, на шоссе в ад, – вдруг хриплым визгливым голосом запел Теф. – И я пройду, пройду путь до конца…»
«Теф, умолкни! – приказал комиссар. – Не хватало ещё песни этих тут распевать.»
«А мне понравилось, – пожал отсутствующими плечами Теф, – но будь внимателен и смотри под ноги – дорога подошла к концу.»
Они остановились около обрыва. Внизу плескалось море лавы, в котором то тут, то там, вспыхивал огонь и в небеса устремлялись клубы дыма, очень напоминавшие фигуры людей. Комиссар вытянул над обрывом руку, словно желая проверить не иллюзия ли это, и не почувствовал жара – напротив, его руку сковали тиски ледяного холода.
«Значит и лава не настоящая?» – спросил он у Тефа.
«Это не лава, – отозвался Теф. – Это такой вид энергии, который балгры применяют для заключения под стражу.»
«М-да, – протянул комиссар. – Выглядит впечатляюще опасно. Но мне надо было кого-то отсюда забрать. Так сказал Воля Великого Игвы. И где же охранники?»
Комиссар пошёл вдоль обрыва в надежде найти хоть кого-нибудь, кто сможет дать ему ответ или подсказать, что делать дальше. Мелкие камешки под весом Полякова вдавливались в грунт и похрустывали, но затем возвращались на своё место, стирая отпечатки следов его ботинок. Пройдя, по подсчётам комиссара, около трёх сотен шагов, он обнаружил торчащий прямо из каменистой породы на самом краю обрыва металлический столб, который отчего-то не был виден из того места, где обрывалась дорога. Тот был высотой около трёх метров, гладко отполирован и в нём комиссар смог разглядеть своё отражение.
«Не практично, – подумал комиссар, – но должно быть этот столб каждый день полируют, раз уж он такой блестящий и без единой царапинки и пылинки.»
– Ты прав, – раздался шипящий голос и по столбу стал взбираться самый настоящий змей.
Змей обвился вокруг столба и, свесив свою голову, посмотрел на комиссара сверху:
– Воля Великого Игвы сказал, что ты придёшь.
– И он тебе сказал кого освободить? – поинтересовался комиссар.
– Это решишь ты, – вперил в комиссара свои оранжевые глаза змей.
– Каким образом? – усмехнулся комиссар. – Я, что должен знать всех, кто тут содержится?
– Ты знаешь кого, – змей обернулся ещё один раз вокруг столба и вновь уставился на комиссара. – Недавно сюда поместили очень важных персон…
– Послушай, ты, рептилия чёртова! – на комиссара неожиданно накатила ярость – он схватил и сдавил змея чуть ниже головы, где теоретически должна была быть его шея. – Если ты сейчас же не выдашь их мне, я сверну тебе твою мерзкую башку и насажу её на столб!
– Я понял, – прохрипел змей. – Только не трогай излучатель поля! Уже выпускаю-выпускаю… Но сначала ты меня отпусти.
Комиссар разжал пальцы и змей, упав на самый край обрыва и свесив с него голову, издал громкие хрипящие и шипящие звуки в сторону кипящей бездны. Из бурлящей лавы появились два ярких красно-оранжевых пузыря. Раскалённые сферы медленно поднялись над поверхностью и, оторвавшись от неё, стали исчезать в красных небесах, остывая и превращаясь в некое подобие каменных коконов.
– Благодарю, – усмехнулся комиссар и пнул змея ногой.
Тот ничего не успел сделать и полетел вниз с обрыва. Комиссар проследил за его полётом с выражением презрения на лице.
«И что это сейчас было? – подал голос Терафим. – Может надо было узнать дорогу домой прежде, чем сбрасывать стражника?»
«М-да, – скривил губы комиссар. – Об этом я не подумал – что-то нашло на меня.»
Поляков сел на край обрыва и, опёршись спиной об отполированный столб, по которому ещё совсем недавно ползал стражник, стал смотреть на гору, непрерывно источавшую клубы дыма и пепла. Клубы дыма меняли свою форму и рождали фантасмагорические фигуры апокалиптических существ.
«Нас ведь заберут? – спросил он у Терафима. – Мефаэлет скоро найдет нас? Эй, Теф!»
Терафим молчал и пробовал сообщить правителю гелан, что они попали в затруднительное положение – открыть переход не удавалось, а оставлять комиссара одного не хотелось. Он знал, что может пройти целая вечность прежде, чем их обнаружат. Время здесь текло не так, как в привычном мире – оно было вязким и стылым, прекратившим свой неумолимый бег и сделав пребывание в поле хаоса-безвременья, бесконечной мукой.