В голосе из трубки явно слышалось напряжение.
— Мам, случилось что? — спросила я, закидывая в кастрюлю очередную порцию сухих макарон и придерживая плечом трубку.
— О, дорогая, нет! Все в порядке! У нас с папой все хорошо!
Та-а-а-а-а-а-ак…
Вот это было уже плохо. Обычно, когда мама уверяет, что у них все хорошо, это значит — все плохо. Последний раз, когда у нее был такой радостный тон, они с отцом подали на развод. И мне срочно пришлось бросить учебу и работу и нестись в родной Мемфис, чтобы утрясать семейные дела.
Тогда я с этим справилась. Что на этот раз?
Мама с минуту подышала в трубку, а потом выдала:
— Дорогая, у нас проблемы с магазином. И квартирой… С нашим домом. Дело в том, что я даже не знаю, как тебе это сказать, но, кажется, мы его потеряем. Но все в порядке, мы как-нибудь с этим справимся. Нам с папой нужно просто найти что-то вроде двадцати тысяч долларов за неделю.
— Возьмите кредит в банке, в чем проблема? — я потыкала сухие макароны вилкой.
— Оу… Милая. Дело в том, что наш дом и магазин уже заложены, и теперь мы должны банку. Ты же помнишь, я покупала акции…
— Т-а-а-ак…
— Ну так вот, все было прекрасно, и нам обещали двенадцать и даже тринадцать процентов прибыли в год! О, милая, папа купил хорошую машину! В кредит, разумеется, но все было абсолютно кристально! Так убедительно, и мистер Мейдофф[4], он был с виду таким надежным и приличным человеком. Он так хорошо говорил! Но милая, я не понимаю… Ведь он же носит очки! Я все еще считаю, что его оклеветали!
Кажется, земля начала ускользать у меня из-под ног.
>*стоп кадр*
А вот здесь потребуются объяснения.
Смотрели «Бойцовский клуб»? Ну, сейчас будет примерно такая же лирическая врезка.[5]
Мою маму зовут Маргарет, моего отца — полковника ВВС в отставке — Джон Кэвена.
Свое раннее детство я провела на далеких базах по всей стране. Когда папа вышел в отставку, мы вернулись в Мемфис — туда, где жили родители мамы.
К своему возрасту отец давно мог бы уже дослужиться до генерала, адмирала или главнокомандующего. Но, к сожалению, он был женат на моей маме, а не на идеальной степфордской женушке[6].
И когда моя гиперактивная маман говорила: «У нас с папой проблемы», — это означало одно. Она ввязалась в очередную авантюру, а папа не в курсе.
На подобные выкрутасы у моей родительницы был великий талант.
Моя мама — милейшая женщина. Она из тех чудесных людей, которые считают, что все болезни от нервов, что День благодарения не имеет никакого отношения к коренному населению США, что, если икаешь, нужно непременно выпить воды из стакана, перевернувшись вниз головой, а покупка акций Лу Перлмана[7] – это отличное вложение.
При этом она готова везде развесить тантрические пиктограммы, концентрирующие положительную энергию, рисовать натальные карты, и расставлять фигурки католических святых по канонам фэншуй. И она всегда очень мило заблуждается.
У папы всегда был один недостаток. Он во всем потакал маме.
Человек четких правил и ясной жизненной позиции, полжизни отдавший армии, вышел в отставку после того, как на рождественском ужине дал в ухо адмиралу флота.
История могла бы показаться презабавной, если бы не была такой грустной. Моя предприимчивая мама ради папиного продвижения по службе устроила званый ужин на Рождество у нас дома. Мне тогда было лет двенадцать. Приглашены были полковники, генералы и в том числе адмирал флота, который оказался на той же кухне, что и мама, которая доставала из духовки имбирные пряники.
Что произошло между мамой и адмиралом, я так и не узнала. Зато видела, как папин начальник, схватившись за ухо, вынесся из нашего дома на крейсерской скорости. На руке у него висела адмиральша. У папы из ушей шел дым, а из ноздрей вырывались языки пламени, он потирал кулаки, а мама смущенно стеснялась в углу и мяла в руках фартук.