Отец дернул носом и бросил:
– Не провали тест в этот раз, дочка, иначе последующие два года обернутся истинным проклятьем генов для нас.
Ви заметила, как он вытаскивает из уха маленький слуховой аппарат – единственную вещь, способную вернуть ему слух, но лишь на весьма короткий срок, ведь эта штуковина высасывает электроэнергию из капсулы как ненормальная, а семья и так порядочно задолжала электрокомпании, на которую работает Вивиан.
Отцу приходилось урезать время общения с окружающими, чтобы не обесточить капсулу и не погрузить ее во тьму, до тех пор, пока младшая дочь не отработает бесплатные смены, чтобы это компенсировать. Вонг Фэй мешком рухнул на диван, отвергнув предложение Лилы о помощи и самостоятельно освободившись от всех металлических палок.
Вивиан только теперь смогла позволить себе расслабиться и тяжко выдохнуть. Она прошагала мимо диванов к закрытому пластиной окну и несколькими грубыми рывками распахнула его, позволяя грязному и пыльному воздуху ворваться внутрь. Перепрыгнув через подоконник, она оказалась на небольшой террасе, которая соединяла сразу четыре уровня соседних жилых стеллажей. Под берцами дрожали металлические прутья, старые и ржавые, между которыми виднелась пропасть, а на ее дне копошился рой жителей блока. Она знала, что ни инвалид-отец, ни беременная сестра, берегущая здоровье незаконно зачатого ребенка, не сунутся в это укромное место. Тут она могла насладиться одиночеством, столь редкой для нее роскошью.
Весь горизонт и небосклон были усеяны грандиозными сооружениями, уходящими в пелену газовых и паровых столбов вперемешку с заволакивавшими черное небо тучами и облаками. На стройках мигала сварка и вспыхивали искры пламени, токсичные газы зеленоватого оттенка закрывали собой фасады металлических стеллажей и зданий, архитектурно более привлекательных, в которых было даже стекло, – это были госучреждения.
Первый класс никогда не спал, ведь приходилось отвоевывать себе право на жизнь под этим мрачным небом. На что еще годятся их жизни, ограниченные несколькими эвтарками и слабым здоровьем? Виви вспомнила слова отца о проклятье генов. Когда «первичники» и «первички» говорили о темных, смутных временах, полных горестей, болезней и лишений, они сетовали на свои слабые гены, которые оставили им люди-предки – раса, бежавшая с родной планеты Земля много эвтонов назад, часть которой пожелала остаться чистокровной и не смешиваться с представителями других рас. Их потомки позже назвали свою чистокровность наказанием, а времена, когда пришлось страдать от болезней и эпидемий, – проклятьем генов.
Будь предки первого класса сговорчивее, дальновиднее и мудрее, они укрепили бы свое биологическое потомство смешением крови и генов и добились бы физиологического превосходства. Но это сделали другие – ставшие прародителями людей более высоких и привилегированных ныне классов, у которых не бывает жуткой ноющей боли в мышцах, колик в животе от переработанных продуктов и употребления вторсырья или такого явления, как недосып.
Ви горько усмехнулась в пустоту, присев на хрупкие, как и ее кости, прутья, и прижала к груди колени. Да, только у людей низшего, ее, класса появились выражения «проклятье генов», «кара крови» и прочие страшилки-ругательства. Теперь единственным способом сравняться возможностями и способностями с людьми более высокого ранга стал СМЧ. Тест на прохождение совместимости с СМЧ уже через два цикла. Вивиан ощутила мерзкое волнение.
Со стороны окна послышался мягкий голос Лилы:
– Ви, войди внутрь, грязный воздух оседает. И тебе нужно поесть.
Девушка сделала пару глубоких вздохов, по сути, ускорявших ее гибель, и вернулась в капсулу, плотно закрыв за собой пластину.
На «древесный» столик Лила поставила железный поднос с не возбуждающей аппетита едой – той, что осталась после обеда представителей высших рангов. Да, объедки. Но иначе семья бы не выжила, ведь ни у кого из этих троих не было СМЧ – никто из них не представлял какой-либо ценности для общества.
На соседнем диване похрапывал глава семейства. Пока Вивиан неохотно пережевывала пищу, Лила смотрела на нее с состраданием и жалостью.
Ви знала этот взгляд и совсем не была ему рада. Совесть грызла ее за сказанное ранее, а Лила жаждала разговора по душам. Через минуту тишина в капсуле была нарушена ее мягким голоском:
– То, о чем ты говорила… Ты имеешь право злиться, ведь мы на тебя столько взвалили…