Одежда была мужской.
– Вот же блядь! – воскликнула Катя. Ее громкий голос больно ударил по ушам, и она со стоном упала обратно на кровать.
Дверь на лоджию приоткрылась, и из-за нее выглянул Дима с сигаретой в руке:
– А, проснулась, принцесса. Утречка.
– На хуй иди, – она редко просила о чем-то с таким чувством, как сейчас.
Кожухова залезла с головой под одеяло и притихла. Дима пожал плечами и отвернулся к окну.
Катя жила в элитной многоэтажке на востоке Москвы. Ее окна выходили на парк, где даже в середине выходного дня не было ни души, как будто город вымер. В середине марта все было, как всегда, унылым и грустным, но теперь эту унылость отягощало предчувствие локдауна. Еще никогда весны не была такой грустной. Впереди была всемирная истерия, растянувшаяся на долгие годы политического беззакония вперед, но все это Димы не касалось. Он жил моментом и наслаждался им, упиваясь молодостью, безнаказанностью и свободой.
Катя снова завозилась в кровати, подбирая под себя одеяло и собираясь встать.
– Можешь не прикрываться, – крикнул Дима. – Я все уже рассмотрел.
– О, правда? – прошипела Катя, поднимаясь.
Посмеиваясь, Дима снова отвернулся к окну. Он находил девушек забавными по утрам. Взъерошенные, сонные, они прятались в простыни и краснели, лукаво стреляя глазами. Эта их хитрая способность притворяться невинными умиляла Диму, но никогда не обманывала. Он не спал с девственницами, и его было не за что ругать, как и нечего было с него взять. Его не трогали чувственные распинания о девичьей чести и женском доверии – в его глазах они унижали говорящего, ведь с ним ложились в постель не потому, что любили его, а потому что велись на его внешний лоск, и это его не возмущало. Дима был человеком закрытым (даже дружба его порой тяготила), и он не искал постоянных отношений.
– Сигареткой не поделишься?
– Дер…
Он с легкой улыбкой обернулся к Кате и поперхнулся на полуслове. Она стояла, облокачиваясь на дверь лоджии, совершенно голая, и с вызовом смотрела на него.
– Ты же все рассмотрел, – она вздернула бровь. – Так что, не поделишься?
Он протянул ей пачку, чувствуя, как по лицу ползет ухмылка. Катя чиркнула зажигалкой и сделала затяжку. Выдохнув в окно дым, она посмотрела вниз. Там у детской площадки дворник мел прошлогоднюю листву.
Дима разглядывал ее нагое тело, и она позволяла ему, не сильно заботясь о том, что сосед напротив мог увидеть ее голой, окажись он в этот момент на балконе. Наконец, Дима протянул руку, кладя на плавный изгиб ее талии.
– Руку убрал.
– Не хочешь еще разок?
– Обойдусь.
Сигарета ей быстро надоела, и Катя, потушив окурок, ушла в душ. Все тело казалось липким и грязным, еще хуже было вспомнить о том, что к нему прикасались чужие руки. А вчера ей эта идея – переспать с малознакомым парнем – казалась интересной! Разве она сама когда-нибудь до такого додумалась? Чертов психолог!
Она стояла под горячей водой, стараясь как можно быстрее сбросить с себя тянущую сонливость и фантомные ощущения прикосновений, которые вспыхивали то там, то здесь. Катя долго стояла под водой, постепенно делая ее все горячее, пока тело не стало розовым. Схватив мочалку со стойки, она долго и методично сдирала с себя кожу – тот слой, который она ощущала теперь не своим, а общественным. Время от времени в голове вспыхивали какие-то воспоминания, но то были лишь голоса. До включателя они вчера не добрались, навес над кроватью сокрыл от них тусклую светодиодную ленту, и ей повезло не оставить никаких зрительных воспоминаний, которые было бы не так легко смыть.
Докурив, Дима походил по квартире, рассматривая просторную площадку студии, хотя смотреть оказалось особо нечего. Конечно, высокие потолки кружили голову и даже ужасали, но во всем остальном, за исключением разве что кровати с балдахином и парочки неясных, оставлявших ощущение тревоги и вихря репродукций Тернера, все было как у обычных людей. Обычных хорошо обеспеченных людей. Посидев немного за компьютерным столом (на его взгляд довольно неудобным), полистав названия разбросанных по нему книг, поиграв с цветком на подоконнике, которому его прикосновения были как будто бы не очень приятны и он раздраженно дрожал упругими листьями, заварив первый попавшийся чайный пакетик, он, порыскав телефон тут и там, продолжил искать его уже на кровати. Он сдернул одеяло и кинул его на диван. И тут его взгляд упал на постельное белье. С каким-то непонятным запоздавшим смущением Дима отвел глаза.
– Помедленней! Нгх…
– Ш-ш, не зажимайся.
Он постучал в дверь ванной комнаты.