Во время обучения Алексеева в Академии многие отмечали его казавшуюся подчас чрезмерной тщательность в подготовке заданий, педантичность и исключительную работоспособность. Проживая в скромной комнате на 5-й линии Васильевского острова, светской жизнью Петербурга он откровенно пренебрегал, да и вряд ли был бы принят в се среду провинциальный армейский офицер. С другой стороны, заметной стала такая черта, как вдумчивость, стремление максимально расширить свои знания но той или иной теме, не ограничиваясь рамками установленной программы. Всестороннее изучение предмета, стремление к подтверждению своих выводов практическими результатами, в том числе и опытом участия в боевых действиях Русско-турецкой войны, — характерный «почерк» выполняемых молодым генштабистом работ.
В воспоминаниях генерала от инфантерии В.Е. Флуга сохранились весьма примечательные оценки учебы Алексеева в Академии. «Михаила Васильевича, — писал Флуг, — я знал еще но Академии, которую мы кончили вместе в 1890 году. С того времени мы были с ним на “ты” и наружно в приятельских отношениях, познакомившись, между прочим, и семьями… В Академии, которую Алексеев кончил первым, а я одним из первых, он брал упорным трудом, а я — счастьем. На академических экзаменах мне ни разу не случалось вытянуть билет, который я бы не знал достаточно хорошо…
На академических полевых поездках меня часто выручали находчивость и особое чутье, заменявшие глубокие размышления и кропотливое изучение условий данной задачи, чему — с присущим ему усердием — всегда предавался Алексеев. Наш общий руководитель по практическим занятиям, полковник Петр Софронович Кублицкий, очень талантливый профессор, но большой лентяй, обыкновенно не очень напрягал свои ум-ствешгыс силы, входя в подробный разбор решенных офицерами задач, но зато и оценивал их довольно однообразно, выставляя огулом большинству по 10 баллов (по 12-баллыюй системе) за совокупность всех практических полевых занятий. В нашей партии (из 5—6 офицеров), в которую входили Алексеев и я, им было допущено исключение из этого общего правила, а именно работы Алексеева были оценены им в 12 балов, а мои — в 11.
Михаил Васильевич был, в общем, человек справедливый и чуждый зависти, хотя и довольно строгий в своих суждениях о людях. В таком настроении по отношению к бывшим товарищам по Академии его мог еще поддерживать его однополчанин по первым годам офицерской службы Вячеслав Евстафьевич Борисов, человек не без способностей, но с большими странностями и не очень доброжелательный к своим ближним.
Влияние на Алексеева Борисов приобрел еще в полку, импонируя ему своим военно-училищным образованием, которое в те времена в армейской офицерской среде было редкостью. Михаил Васильевич, воспитанник юнкерского училища, по свойственной ему скромности сам себе цены еще не знал и не допускал мысли, чтобы он мог когда-нибудь поступить в Академию. Эту перспективу ему впервые открыл Борисов, а толчок к окончательному решению — искать высшего военного образования — Алексееву, уже по прослужении им более десяти лет в строю, дал М.И. Драгомиров, который, присутствуя однажды в качестве инспектора на тактическом учении Казанского полка (в котором служили Алексеев и Борисов), был восхищен блестящим исполнением данной Алексееву, как командиру роты, тактической задачи (во время корпусных маневров под Белостоком. — В.Ц.).
Проходя в течение трех учебных лет курс Академии совместно с Алексеевым и Борисовым и состоя с ними в одной партии по практическим занятиям, я настолько ознакомился с характерами их обоих, что считаю возможным с некоторой уверенностью установить факт подчинения первого известному влиянию со стороны второго, и не только в полку и в Академии, но и во время последующей службы, которая их часто сводила вместе»{8}.
Произошедшая смена руководства Академии (в 1889 г. Драгомирова заменил генерал Леер) отразилась на обучении и содержании программ. В одном из писем своей невесте, Анне Николаевне Пироцкой, Михаил Васильевич отмечал, что «каждая новая перемена лиц, власть имущих, сопровождается, как всегда и везде, новыми порядками, новыми веяниями». Изменения коснулись, в частности, порядка предоставления курсовых работ, увеличения их количества и, соответственно, продления времени обучения.