Увлеченный своим занятием, гармонист повернул голову, взглянул на незнакомого командира, приподнялся со стула, не выпуская из рук баяна. Широкоскулое, совсем еще молодое лицо его застыло в растерянной улыбке.
Сняв с плеча ремень, он передал баян пареньку:
— Смотри не урони. Да не растягивай тут. В баню иди, там тепло. Все гармонисты ходят учиться играть в баню.
— В бане черти помогают, — вставил Шевчук.
— Нету там чертей, — обидчиво заметил мальчуган, — сегодня бойцы мылись. И вовсе чертей не бывает. Не пугайте!
— Ишь ты, герой!
Шевчук, протянув руку, нахлобучил мальчику шапку на глаза и весело рассмеялся.
Мальчик, поставив на пол баян, поправил на голове шапку, восторженно поглядел на серебряную шашку и, дотронувшись до ножен, со вздохом проговорил:
— Эх, какая!
— Чем могу служить, товарищ старший лейтенант? — спросил черноголовый военный, тоже не без интереса разглядывая ловко сидевшую на крупных плечах прибывшего венгерку и кожаные леи на брюках.
— Мне нужен политрук Рябинин.
— Политрука как такового нет. Есть младший лейтенант Рябинин, исполняющий обязанности политрука. Это я. Будем знакомы.
Рябинин крепко пожал руку Шевчуку и придвинул стул.
— Так, значит, вы Рябинин? — переспросил Шевчук, садясь на стул. Добре. А я назначен в ваш эскадрон командиром. Давно политруком?
— Около месяца, — охотно ответил Рябинин. — Был командиром взвода. Политрука ранили, комиссар меня назначил. Ничего, воюем… — Достав из кармана газету, Рябинин оторвал кусок и предложил Шевчуку.
Поблагодарив, тот вытащил из кармана трубку с замысловатой резьбой и закурил. Сильно затянувшись душистым табаком, Шевчук со знанием дела начал расспрашивать Рябинина о состоянии эскадрона.
— Народ боевой. Кони справные. Недавно перековали… — односложно отвечал Рябинин. В душе он думал: «Службу знает, это уже добро». И радовался, что новый командир будет не хуже прежнего.
Тут же, ничуть не смущаясь, рассказал он о своем пристрастии к музыке, о том, что играет на рояле, на скрипке, а сейчас непременно хочет выучиться на баяне. «Ну и шел бы в музыкантскую команду», — удивляясь легкомысленности Рябинина, подумал Шевчук.
Выходя из хаты, он услышал, как Рябинин сказал:
— Петя, где баян?
На другой день, доложив комиссару Абашкину о приеме эскадрона, Шевчук как бы вскользь заметил:
— Вот политрука надо бы…
— Какого политрука? — опросил Абашкин.
— В эскадрон ко мне.
— У вас политрук есть, Рябинин.
Абашкин медленно поднял от стола голову и взглянул на Шевчука.
Тот, не согнав с лица насмешливой улыбки и не смягчив иронии, проговорил:
— Из него, товарищ комиссар, политработник вряд ли получится… Сильно музыкой увлекается. Да хоть бы играл как следует, а то скрипит, що бричка неподмазанная.
— Молодой, поэтому и увлекается. Вы постарше его, больше в армии служите, помогите. С какого года в партии? С тридцать пятого? Вот и отлично. Поправляйте, где надо. Отругайте за дело. Без церемоний. Я всегда поддержу, можете быть уверены. Но только помните: надо все это делать тактично.
Абашкин старался говорить просто, но с предельной ясностью, чувствуя, что к этому великану нужен особый подход и особая мерка. Смело подбирая слова, он не выбрасывал их, а точно ввинчивал, сопровождая энергичным движением головы и цепким, требовательным взглядом.
Шевчук сразу это почувствовал и понемногу начал всерьез стыдиться своей чрезмерной поспешности, с которой он завел речь о политруке Рябинине. После того как ушел Шевчук, Абашкин вызвал Рябинина.
— Получили нового командира — и скорей на баяне пиликать? Ай-ай, как не стыдно, а еще политрук…
— Честное слово, товарищ комиссар, никогда больше не возьму в руки баян, — выпалил ошеломленный и смущенный Рябинин.
Абашкин рассмеялся и примиряюще сказал:
— Вот что, дружок: чтобы жить у меня с эскадронным душа в душу! И, кроме всего прочего, приказываю: выучиться играть на баяне по-настоящему. Тогда любой командир полюбит, а Шевчук непременно. Это я тебе говорю наверняка!..
Абашкин, улыбаясь, наклонился к Рябинину и вполголоса, с заговорщицким выражением на лице, продолжал:
— Гармонь, да еще в хороших руках, большая сила! Если решил изучить какое-нибудь дело, то изучи его до конца! Уж растяни мехи так, чтобы у слушателей дух захватило и своя душа пела!
В дверь постучали. Согнувшись, вошел начальник политотдела Уваров. Едва не доставая верхушкой серого башлыка потолок, прошел на середину комнаты. Поздоровавшись с Абашкиным и Рябининым, он молодым быстрым движением размотал на шее башлык, сбросил с плеч бурку и стал рассказывать историю, случившуюся с приехавшими в соединение артистами.