– Какие мне будут указания? – спросил Дик.
– Тебе? – Ричард даже головы не повернул. – Там, на чердаке, остались куклы дочек Элис Кортни. Найди их и сшей им новые платья.
Дик промолчал, но побелел как мел и, повернувшись на каблуках, вышел из комнаты.
– Зачем ты его провоцируешь? – спросила я. – В один прекрасный день он не выдержит и покажет тебе…
– Этого я и добиваюсь, – оборвал меня Ричард.
– Неужели тебе доставляет удовольствие мучить его?
– Я хочу, чтобы он, в конце концов, дал мне отпор, а не принимал все, подняв лапки, как последний трус.
– Иногда мне кажется, что после двадцати лет знакомства я знаю тебя хуже, чем тогда, когда мне было восемнадцать.
– Вполне возможно.
– Ни один отец на свете не стал бы так мучить собственного сына, как ты.
– Я не мучаю. Я хочу изгнать из его жил кровь его матери-шлюхи.
– Вместо этого он будет, как и его мать, ненавидеть тебя. Ричард только пожал плечами, и мы замолчали, слушая, как в парке отдается стук копыт коней Робина и Питера, скачущих каждый в своем направлении.
– Когда я прятался в Лондоне, мне удалось повидаться с дочерью, – неожиданно сказал Ричард.
Это было глупо, но ревность пронзила мне сердце, и я спросила, не сумев скрыть раздражения:
– Наверное, вся в веснушках? Барышня-попрыгунья?
– Ничего подобного. Спокойная и интересуется науками. Очень надежная девушка. Сразу напомнила мне мою матушку. Я спросил ее: «Ну что, Бесс, будешь за мной ухаживать, когда я состарюсь?» А она мне отвечает: «Конечно, если вы сами этого захотите». Думаю, эта сука, моя бывшая жена, ей тоже не очень-то нужна.
– Дочери, особенно когда взрослеют, не очень жалуют матерей. Сколько ей лет?
– Скоро семнадцать… Хороша, как все в этом возрасте, – он говорил, глядя перед собой отсутствующим взором. В эту минуту, несмотря на душевную боль, я отчетливо и спокойно осознала, что пришло время нашего расставания, наши пути расходятся, хоть он этого еще не знает. Дочь его выросла, и я ему больше не нужна.
– Эхе-хе, – вздохнул Ричард, – что-то я сегодня чувствующее свои сорок восемь лет. Ужасно болит нога, и на погоду не свалишь! Вон как солнце сияет.
– Ожидание и тревога делают свое дело.
– Вот завершится эта кампания, завоюем Корнуолл для принца, брошу-ка я военную службу. Построю себе дворец на северном побережье, где-нибудь недалеко от Стоу, и буду жить там спокойно, как джентльмен.
– Ты перессоришься со всеми соседями, – возразила я.
– Не потерплю рядом никаких соседей, кроме как из семейства Гренвилей. Клянусь, мы еще почистим графство, Джек, Банни и я. Как ты думаешь, сделает меня принц герцогом Лонстонским?
Он быстрым движением положил мне руку на голову и тотчас вышел, свистнув Банни. Я осталась одна в пустой столовой, охваченная унынием и странной грустью.
В тот вечер мы рано разошлись по своим комнатам. Гроза, нависшая над нашими головами, все еще не разразилась. Ричард занял покои Джонатана Рэшли, а Дик и Банни расположились в гардеробных.
Питер и Робин уехали, один к Треваньонам, другой к Трелони, и теперь Амброс Манатон и Гартред могут без помех заниматься друг другом до самого утра, упражняясь в изобретательности, подумала я цинично. Их покои были расположены рядом, и я слышала, как сначала пришла Гартред, а за ней Амброс. Потом на лестнице стало совсем тихо.
Как хорошо, о Господи, что я могу стареть, ни о чем не беспокоясь, думала я, кутаясь в шаль. Пусть появляются морщины и на лице, и на шее, пусть седеют волосы. Мне не нужно волноваться и сражаться за третьего мужа. Мне и первого-то не досталось. Однако спать не хотелось, мешал черный дрозд, певший на дереве недалеко от дома, и свет полной луны, заливавший комнату.
Из моей теперешней комнаты, в отличие от прежней, над воротами, бой часов на башне был не слышен, но, думается, уже перевалило за полночь, когда я вдруг проснулась, как мне показалось, подремав всего несколько минут. Внизу, в столовой, мне почудилось какое-то движение. Да, я не ошиблась. Кто-то осторожно двигался в темноте и случайно наткнулся на кресло или на стол. Я села в кровати, прислушиваясь. И тут по предательски скрипнувшим ступеням воровато прошуршали шаги. Интуиция и что-то, бессознательно замеченное еще днем, подсказало мне, что надвигается катастрофа. Я перебралась в кресло и, не зажигая свечи, – в том не было нужды, потому что белый лунный луч падал прямо на пол, – поехала к двери и повернула ручку.
– Кто здесь? – спросила я шепотом.
Ответа не было, и поэтому мне пришлось подъехать к лестнице и взглянуть вниз с площадки. Я увидела темную фигуру, прижавшуюся к стене. Лунный свет падал на обнаженный клинок, зажатый в руке. Это был Робин в одних чулках, с закатанными рукавами, в глазах – готовность убить.
Он молчал, ожидая, что я буду делать дальше.
– Помнишь, как два года назад, из-за личной ссоры, ты не подчинился приказу? – начала я тихо. – Это было в январе сорок шестого года. Сейчас, в мае сорок восьмого, ты снова хочешь повторить этот подвиг?
Робин подошел поближе и стал рядом, прерывисто дыша. Я почувствовала запах бренди.
– Я не нарушал приказа и передал все, что мне велели. Мы расстались с Трелони на вершине холма Полмир.
– Но Ричард велел проводить их до поместья Треваньонов.
– Трелони просил меня этого не делать. Двоим всадникам легче добраться незамеченными. Дай мне пройти, Онор.