Расставаясь, договорились встретиться в Тифлисе. Грибоедов покатил во Владикавказ и далее по Военно-Грузинской дороге. А Ермолов двинулся в Грозный, чтобы возглавить карательную экспедицию в Дагестан.
25 октября 1818 года Алексей Петрович с отрядом в составе пяти батальонов пехоты, четырёхсот донских казаков и пятнадцати орудий подошёл к Сунже. Поздняя осень, дождь и слякоть пока никак не отразились на настроении солдат. Разувшись, они весело входили в холодную воду реки, чтобы вброд перейти на другой берег. За переправой наблюдал главнокомандующий. Сам он, его офицеры и солдаты были одеты не по форме, кто во что горазд: у одного на голове была папаха, у другого черкесская шапка; кто был в архалуке, кто в чекмене. Стоявший рядом с ним Симон Иванович Мазарович, описавший эту переправу, усмехнулся.
— Чему смеёшься, Симон Иванович? — спросил Ермолов Мазаровича.
— Глядя на вас, Алексей Петрович, можно подумать, что вы не генерал российской армии, а атаман разбойников.
— А знаешь ли ты, о чём я думал в эту минуту? Мазарович отрицательно покачал головой.
— Я подумал, а что сказал бы государь, если бы приехал сюда и увидел этих фигурантов? — и указал рукой на пёструю вереницу солдат, спускавшихся к броду.
Алексей Петрович продолжал:
— Уверяю вас, что если бы я хотя бы за два дня узнал о приезде государя, то смог бы представить ему этих самых «разбойников»; клянусь, взглянув на них, его величество остался бы доволен{477}.
В пути Ермолов узнал, что Пестель потерпел поражение.
Эту ничтожную победу над малочисленным отрядом Пестеля праздновали несколько дней не только в Дагестане, но и в Персии. Весть о поражении генерала разнеслась по всем провинциям Северного Кавказа. Этим воспользовались агенты шаха, стремившиеся возбудить общее недовольство горцев и приобрести союзников в лице населения областей, уступленных России в результате последней войны. С этой целью распускались самые нелепые слухи, например, о неизбежном якобы повышении податей и призыве мусульман в армию Александра I.
Ермолов приказал Пестелю снова взять Башлы.
3 ноября главнокомандующий пришёл в Тарки. Жители города, зная о поражении Пестеля, находились в большом унынии. Поскольку Мехти-шамхал состоял в отряде русского генерала, то и его они считали погибшим. Жёны шамхала отправляли своё имущество за Сулак, и сами были готовы к бегству при первом известии о приближении войск Султан-Ахмед-хана аварского.
Успокоив тарковцев, Ермолов двинулся на Мехтулу.
Мехтулинское ханство на севере граничило с владениями шамхала тарковского и располагалось между землями койсубулинцев и даргинцев. Оно принадлежало Хасан-хану, брату Султан-Ахмед-хана аварского.
Хасан-хан был непримиримым врагом Мехти-шамхала тарковского. Не имея собственных сил, он надеялся расширить свои владения за счёт ближайшего соседа при помощи братской Аварии и войск народов Даргинского союза, известного под общим именем акушинцев.
11 ноября Алексей Петрович выступил из Тарков и поздно вечером был уже на границе Мехтулинского ханства, где ожидали его войска неприятеля во главе с самим Султан-Ахмед-ханом аварским. Едва русские подошли, как на главнокомандующего посыпались самые дерзкие ругательства.
— Ермул! Сын собаки! — кричали горцы.
Солдаты, раздражённые дерзостью лезгин, рвались в бой. Но Ермолов приказал остановиться и варить кашу, чем вызвал недовольство даже офицеров, осуждавших его за бездействие. Вот что вспоминал об этом участник экспедиции Николай Фёдорович Грамматин, в то время молодой человек, а позднее известный на Кавказе генерал и почти неизвестный писатель:
«И в этот самый вечер Ермолов, закутавшись в бурку, как обычно, направился к одному из офицерских костров. Вокруг огня сидели кабардинцы. Это был бивуак храбрейшего полка.