Петру Алексеевичу Ермолову в год рождения сына исполнилось тридцать лет. Он был женат на Марии Денисовне Давыдовой, родной тётке знаменитого поэта-партизана. Получается, будущие герои Отечественной войны были двоюродными братьями.
Начало дворянскому роду Давыдовых тоже положил татарин, на полстолетия раньше целовавший крест на верность московскому великому князю Ивану III. Позднее Денис Васильевич писал, рассуждая о своем происхождении:
В первом браке Мария Денисовна Давыдова была замужем за ротмистром Михаилом Ивановичем Каховским, от которого имела сына Александра. Она, по утверждению Владимира Федоровича Ратча, и в старости «была бичом всех гордецов и взяточников, пролазов и дураков всякого рода, занимавших почетные места в провинциальном мире»{6}.
Алексей Петрович унаследовал от матери «живое остроумие и колкость языка, качества, которые доставили ему громкую известность и, вместе с тем, наделали ему много вреда», — писал близкий к семейству Ермоловых Михаил Николаевич Похвиснев{7}. В этом мы не раз ещё убедимся.
Известный эмигрант, мемуарист и памфлетист князь Петр Владимирович Долгоруков, почитай, ни о ком доброго слова не сказал. А вот о Петре Алексеевиче Ермолове, которого в детстве видел в доме своей бабушки, отзывался очень благосклонно. Он запомнился ему восьмидесятилетним стариком, высокого роста, с живыми глазами, умной речью, чтящим память Екатерины Великой и обожающим знаменитого сына. Впрочем, и сын нежно любил отца, часто писал ему, а тот приходил к её сиятельству княгине Анастасии Симоновне и читал ей наиболее интересные места из его писем{8}. Все это ещё будет. А пока…
А пока Петр Алексеевич ещё не стар, хотя не так уж и молод. Излечившись от болезни, заставившей его уйти в отставку, он служит предводителем дворянства Мценского уезда и председателем палаты гражданского суда Орловского наместничества, проживая то в имении Аукьянчиково, то в губернском городе Орле.
Азы грамоты Алёша Ермолов постигал под наблюдением некоего просвещенного человека из деревенской дворни отца. Какое-то время он жил в орловском доме покойного генерал-губернатора Воронежской, Курской и Харьковской губерний Евдокима Алексеевича Щербинина, деда Дениса Давыдова по матери, а значит, и его деда. Когда подоспело время всерьёз заняться обучением сына, Пётр Алексеевич определил мальчика в Московский университетский благородный пансион, передав на попечение профессора Ивана Андреевича Гейма. Произошло это в 1784 году.
К сожалению, о пребывании Ермолова в пансионе мне ничего не известно. Зато известно его отношение к системе образования в России, сформировавшееся под влиянием бесед с профессором Геймом и собственных наблюдений за постановкой процесса обучения дворянских недорослей в помещичьих имениях, в уездных и губернских городах и в столицах, прежде всего в Москве.
Из воспоминаний А.П. Ермолова:
«При Екатерине II русское дворянство стало самостоятельною и сильною опорою государства. Гениальная женщина, сумевшая из немки по рождению сделаться в душе русскою императрицею, сумела также внушить и своим подданным горячую любовь к своему Отечеству и полную готовность пожертвовать для него всем своим достоянием.
Эта священная любовь к родине отражалась на всех питомцах екатерининского века, отражалась и на подрастающем поколении. Русское юношество, хотя и было мало образовано, но, тем не менее, охотно несло все свои знания на пользу любимого Отечества. Что же касается до образования, то оно, находясь на низкой ступени, в последние годы царствования Екатерины приняло ещё более ложное направление из-за нашествия в Россию иностранцев, в особенности французов, сначала в виде парикмахеров, содержателей модных лавок и увеселительных заведений всякого рода, а потом аббатов и разорившихся дворян, бежавших от революции.
Из всех этих выходцев было много таких, которых нельзя было назвать шарлатанами и невеждами; и все-таки кому не везло по торговой части, тот брался за воспитание русского юношества и искал места учителя.
Шарлатаны учили взрослых, выдавая себя за жрецов мистических таинств; невежды учили детей, и все достигали цели, то есть скоро добывали деньги. Между учителями были и такие, которые, стоя перед картою Европы, говорили: