Только огромные покои ханского дворца, подготовленные когда-то для встречи Екатерины II, содержались в хорошем состоянии. Здесь было безмолвно, слышался лишь звук стекающих струй фонтанов.
Алексей Петрович побывал и во многих других городах и закончил свое путешествие по Крыму в Карасу-Базаре, где квартировала одна из артиллерийских рот его инспекции.
Из Крыма Ермолов уехал в Дубно, где находилась квартира резервного отряда, начальником которого назначил его государь. Там Алексей Петрович влюбился в «девицу прелестную», да так, что уже готов был жениться. Лишь «недостаток состояния с обеих сторон» помешал этому. Настоящей же его страстью была служба. Он понимал, что только она дает ему средства для «приятного существования».
«Итак, надо было превозмочь любовь!» И он «превозмог», хотя и «не без труда». Кстати, получил приказ о переводе в Киев, где прожил около двух лет. С тех пор к вопросу о женитьбе он никогда не возвращался{159}.
Алексей Петрович рвался в действующую Молдавскую армию князя Петра Ивановича Багратиона, а его вызвали в Петербург и назначили командиром гвардейской бригады с добавлением к годовому жалованью шести тысяч рублей. Оставшийся на месте полковник Лев Михайлович Яшвиль удостоился ордена Святой Анны первого класса, хотя вся ответственность за охрану западной границы в то время лежала на Ермолове. Его, однако, обошли, не изъявили даже благодарности. Объяснился с военным министром Михаилом Богдановичем Барклаем-де-Толли. Тот «с важностью немецкого бургомистра весьма хладнокровно отвечал»:
— Это правда, упустил я службу вашу.
Обиженный Ермолов стал просить министра направить его бригадным командиром на Кавказскую линию, мотивируя это необходимостью лечиться минеральными водами. Проницательный Михаил Богданович сказал:
— Зная о благоволении к вам государя и будучи уверен, что он не согласится на это, вы хотите таким образом заставить меня дать вам награду.
Александр I действительно не согласился бы на перевод Алексея Петровича на Кавказскую линию, коль отказал инспектору артиллерии отправить его даже в кратковременную командировку в Прибалтику для осмотра тамошних оборонительных укреплений. Больше того, велел передать, что отныне все назначения Ермолова будет определять он сам.
При встрече с Ермоловым император поинтересовался, сообщили ли ему его повеление, и прибавил:
— Зачем отправлять тебя из Петербурга? Я помешал этому. Скоро и без Кавказа будет много работы{160}.
Тильзитский мир оказался непрочным. Англия отказалась от посредничества России в урегулировании ее отношений с Францией. Александр I вынужден был присоединиться к континентальной блокаде. Прекращение торговли с Великобританией отрицательно сказалось на экономике империи: вырос бюджетный дефицит, дело шло к финансовому краху. Все это вызвало недовольство и помещиков, и купцов. В Петербурге поговаривали о возможности очередного дворцового переворота.
Александр I пошел на нарушение условий континентальной системы, приняв в 1810 году новый таможенный тариф. Обострились противоречия и по вопросам международных отношений. Наполеон не скрывал своих намерений обеспечить за Францией господство над всем миром. И царь не отказался от мысли взять реванш за поражения под Аустерлицем и Фридландом.
Обе стороны открыто стали готовиться к войне. Она была неизбежной. Не исключалась даже возможность нанесения упреждающего удара.
В начале марта конная гвардия во главе с великим князем Константином Павловичем двинулась в Литовскую губернию. Через несколько дней Ермолов получил приказ вступить в командование всей гвардейской пехотой в составе шести полков и Морского экипажа и двинуться в том же направлении — на запад.
Глава третья.
1812 ГОД. ОТСТУПЛЕНИЕ
НАЧАЛО ВОЙНЫ
11 июня 1812 года во всех ротах и эскадронах армии вторжения, ожидавших наведения понтонных мостов через Неман, читалось воззвание Наполеона. Напомнив о победах французского оружия, обвинив Россию в отступлении от условий Тильзита, заявив о долге соотечественников перед союзниками, император пообещал солдатам славу и прочный мир. Они верили своему кумиру.
«Ах, отец, идут удивительные приготовления к войне, — писал один молодой француз домой. — Старые солдаты говорят, что они никогда не видели ничего подобного. Это правда, ибо собираются громадные силы. Мы не знаем только, против одной ли это России. Я хотел бы, чтобы мы дошли до самого конца света»{161}.