По мнению М.А. Фонвизина, характерной чертой военного министра была независимость{191}. М.Б. Барклай-де-Толли не остановился даже перед удалением из армии великого князя Константина Павловича, который без тени смущения обвинял его перед солдатами чуть ли не в предательстве. Но об этом речь еще впереди…
Соединенная русская армия остановилась близ Смоленска. Свои чувства, вызванные возвращением в город детства и первых лет военной службы, Алексей Петрович описал в воспоминаниях:
«Итак, в Смоленске, там, где в ребячестве жил я с моими родными, где служил в молодости моей, имел многих знакомых между дворянством, приветливым и гостеприимным. Теперь я в летах, прошло время пылкой молодости, если не по собственному убеждению, то, по мнению многих, человек довольно порядочный и занимаю в армии видное место. Удивительные и для меня едва ли постижимые перевороты!»
А где были и что делали в это время Багратион и Барклай?
Багратион с самого начала усомнился в достоверности известий о сосредоточении войск Наполеона у Поречья и пытался убедить Барклая продолжать движение на Рудню, но безуспешно. Под предлогом недостатка питьевой воды в районе деревни Приказ-Выдра он отвел 2-ю армию ближе к Смоленску, поскольку его серьезно беспокоила возможность наступления французов по Красненской дороге, чтобы обойти русских с юга, захватить этот важный стратегический пункт и отрезать их от Москвы.
1-я Западная армия простояла еще трое суток на одном месте. Когда выяснилось, что в Поречье никого нет, Барклай-де-Толли снова двинул свои войска к Рудне. На эти бесплодные ночные передвижения с дороги на дорогу было израсходовано слишком много сил и времени, чтобы думать о наступлении. Наполеон уже успел сконцентрировать для удара на Смоленск пять пехотных и три кавалерийских корпуса да еще гвардию, создав группировку общей численностью в 185 тысяч человек.
Успех атамана Платова в бою под Смоленском еще более усилил недовольство нерешительностью Барклая-де-Толли. Выразителем этого недовольства по-прежнему оставался Багратион.
П.И. Багратион — А.А. Аракчееву,
29 июля 1812 года:
«…Воля Государя моего! Я никак вместе с министром не могу. Ради Бога, пошлите меня куда угодно, хотя бы полком командовать, в Молдавию или на Кавказ, а здесь быть не могу. Вся Главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку нет… Я думал, истинно служу Государю и Отечеству, а на поверку выходит, что служу Барклаю. Признаюсь, не хочу»{192}.
Недовольство Багратиона беспорядочным командованием Барклая-де-Толли русскими армиями после соединения их у Смоленска с искренней заботой о судьбе Отечества умело подогревал генерал-майор Ермолов.
А.П. Ермолов — ИМ. Багратиону,
1 августа 1812 года:
«…Пишите, Ваше Сиятельство, Бога ради, ради Отечества, пишите Государю. Вы исполните обязанность Вашу по отношению к нему, Вы себя оправдаете перед Россиею. Я молод, мне не станут верить. Я не боюсь и от Вас не скрою, что писал, но молчание, слишком продолжающееся, есть уже доказательство, что мнение мое почитается мнением молодого человека… Так, достойнейший начальник! Вы будете виноваты, если не хотите как человек, усматривающий худое дел состояние, разумеющий тягость ответственности, взять на себя командование армией… Уступите другому, но согласитесь на то тогда только, когда будет назначен человек по обстоятельствам приличный. Пишите, Ваше Сиятельство, или молчание Ваше будет обвинять Вас»{193}.
Александр I пока не видел среди своих военачальников «человека приличного по обстоятельствам», которого можно было бы назначить главнокомандующим. О Михаиле Илларионовиче Кутузове после аустерлицкого погрома он даже не вспоминал.
В бою под Смоленском отличилась дивизия генерала Д.П. Неверовского. «Каждый штык ее, — восхищался Д.В. Давыдов, — горел лучом бессмертия!»{194}На следующий день на помощь ему подоспел корпус Н.Н. Раевского. Русские отступили за стены крепости и решили защищать город до подхода главных сил П.И. Багратиона.
Рано утром 4 августа Н.Н. Раевский получил от П.И. Багратиона записку: «Друг мой, я не иду, а бегу. Желал бы иметь крылья, чтобы соединиться с тобою. Держись, Бог тебе помощник!»{195}