— Не стоит, — отрезал Фёдор.
— А я думаю: нечего бояться! Домчимся, глянем ближе, что к чему, и назад, — размечтался Алексей. — Там цыганки в цветастых шалях, музыка...
В этот момент с крепостной стены порхнул легчайший дымок, блеснуло белое пламя, грохот пушечного взрыва отразился эхом от стены деревьев за их спинами. Со стороны «табора» послышался леденящий душу свист, крики людей, конское ржание. Соколик под Фёдором заволновался.
— Трусишь? — переспросил Алёшка.
— По «табору» из крепости бьют шрапнелью, братишка... — пробормотал Фёдор. Он разглядел наконец среди ящиков и кибиток орудийный лафет и второй, и третий!
— Что будем делать? — спросил Алёшка.
— Ждать пока... — ответил Фёдор. — Бежать обратно навстречу его сиятельству? Какой в том смысл, ежели через пару дней они сами будут здесь? Я мыслю: обождать нам надо, Алёха. Заодно посмотреть что к чему. Эх, сюда бы подзорную трубу Алексея Петровича!
— Не надо трубы, — пробормотал Алёшка. — Я сам, как смеркнется, схожу к «табору». Посмотрю поближе что да как. К утру вернусь. А ты жди-пожди, а коли чего — беги к его сиятельству.
На том и порешили.
Соколик, Пересвет и Фёдор провели беспокойную ночь. Они расположились на пригорке, в густых зарослях орешника, на границе леса и поля. Отсюда в светлое время суток и крепость и вражеский стан были как на ладони. Пересвет и Соколик дремали, низко склонив головы к полупустым мешкам с овсом. От Фёдора сон бежал. Казак то и дело просыпался, присматривался к коням, прислушивался к звукам вражеского лагеря. Там, не скрываясь, жгли костры, слышались звуки барабана и флейты. Бивуачные огни то потухали, то разгорались вновь в других местах. Время от времени порывы слабого ветерка доносили до Фёдора многоголосое пение. Бастионы Грозной, едва различимые во мраке, скудно освещались кострами.
Алёшка явился на рассвете, когда Фёдора сморил беспокойный сон.
— Жрать хочу — сил нет, — объявил знаменосец Гребенского полка Терского казачьего войска.
— Еды нет, — мрачно заметил Фёдор. — В этих краях огонь за версту видать, а голоса за две слыхать, а ты орёшь как оглашённый!
— Разжигай костёр, Федя. Ныне врагам не до нас. В ночи к ним подкрепление из леса пришло. Всадников много. Несколько сотен, точнее не скажу. Но главное не это. Те, что из лесу пришли, привезли с собой на телегах порох и ядра для пушек. Я близенько подобрался, голоса их ясно слышал. Мож чего и недопонял, но они так рассуждали, будто это сам Нур-Магомет к ним прибыл. Ждали его с нетерпением. Нур-Магомет этот, Федя, первейший из бандитов, не хуже удавленника Йовты! Думаю, нынче будет дело. Так что возжигай хоть маленький огонёк, братишка. Голодный солдат — никудышная тварь.
— Как же я такого войска не заметил? — недоумевал Фёдор.
Он уже развёл костерок и старательно помешивал в котелке похлёбку из тощей зайчатинки.
— Веришь, всю ночь глаз не сомкнул, всё огоньки считал. Они костры до самого утра жгли...
— Верно, жгли, — подтвердил Алёшка.
— Неужто я уснул, Алёшка?
— Коли и уснул, большой беды в том нет. Я не о том думаю. Сидим мы тут с тобой второй день. Почему из крепости по лагерю более не палят, а? Или не видят они, что народу во вражеском стане сильно прибавилось?
— Я так думаю, что зарядов у них нет, — размышлял Фёдор. — Вчера, как мы прибыли, последний запас картечи расстреляли. И что ныне делать? Ждать прихода его сиятельства с обозом? Да как они пройдут в крепость, коли на поле вражеское войско?
Алёшка вгрызался в жилистое тельце зайчишки, как голодный нёс. Хлеб у них был на исходе. Последнюю краюху, купленную у старой еврейки в Малгобеке Фёдор приберёг напоследок.
— Ещё день-два и мы с тобой с голодухи начнём пухнуть, знаменосец. А потому, скучаем тут до завтрашнего вечера, а потом двинемся его сиятельству навстречу. А там уж оне решат, что далее делать...
Речь Фёдра прервал пушечный залп. Кони вскинули головы. Алёшка подавился зайчатиной, закашлялся, побагровел.
Фёдор раздвинул ветки орешин, присмотрелся. Вражеский лагерь тонул в пороховом дыму. На крепостной стене были видны фигурки солдат в фуражках, киверах и папахах. Второй залп незамедлительно последовал за первым. На этот раз Фёдор ясно видел полёт ядер, видел, как все они упали в Сунжу, подняв в воздух фонтаны брызг. Лишь одно из ядер на излёте ударило в основание крепостной стены.
— По крепости палят, басурмане, — сказал Фёдор, звонко ударяя по широкой спине знаменосца. — Да всё мимо! Ой, и тошно мне, братишка, смотреть на такие глупые дела!