Прокашлявшийся Алёшка тоже уставился на поле брани. По вражескому лагерю мельтешили человеческие фигурки. Противник торопился выкатить орудия из лагеря поближе к крепостным стенам. Коняги и волы тащили повозки с порохом и ядрами.
— Смотри-ка, Федя! Видишь? Они тащат орудия ближе к крепости. Дурни!
— Сейчас нашим самое время сделать вылазку, — подтвердил Фёдор. — Но сначала надо дождаться, пока они подойдут ближе!
— Ближе, дальше! Из ружья по ним всё одно не достать. Ой, смотри, смотри! Видишь?!
В этот момент опустился перекидной мост, ворота крепости распахнулись, на простор вырвалась группа всадников. Часть из них была в гусарских ментиках и киверах, другие — в черкесках и папахах. В лучах утреннего солнышка блеснуло золото аксельбантов и сталь обнажённых клинков. Впереди мчался что есть мочи всадник в белой черкеске на гнедом скакуне.
— Смотри-ка! — оживился Фёдор. — Такой же щёголь, как ты! Самойлов, не иначе. Эх, отважен, его сиятельство!
Со стороны вражеского стана навстречу русской коннице двинулась большая ватага джигитов. Они, улюлюкая, неслись навстречу русским, вздевая к небу клинки, раскручивая над головами ремни пращей. Джигитов было много, не менее двух сотен, и Самойлов отдал команду поворачивать коней, возвращаться в крепость. Русская конница совершила манёвр безупречно. Разделившись на два клина, они уходили к крепостным воротам по широкой дуге. Некоторые из всадников, развернулись в сёдлах задом наперёд и палили по преследователям из ружей и пистолетов. Противник отвечал плотным огнём. В сторону русских летели камни, пущенные из пращей. Что и говорить, горские воины отменно владели древнейшим из орудий убийства. Редкий камень не попадал в цель. Фёдору вспомнилась весна, берег Терека, погибшие товарищи, Аймани...
Горцы палили из ружей. Несколько русских упали с коней. Остальные продолжали уходить от преследования в сторону крепостных ворот. Казалось ещё немного — и вражеская конница настигнет их.
— Эх, что же вы, ребята! — шептал Фёдор.
Наконец с крепостной стены грянул ружейный залп, затем второй, третий, четвёртый. Когда стрельба затихла, поле за спинами русской конницы было усеяно телами убитых врагов. Кони с опустевшими сёдлами в панике топтали тела убитых. Одна из лошадей металась в исступлении, не в силах остановиться. Фёдор не мог оторвать от неё глаз, такими знакомыми показались казаку и изгиб её красивой шеи, и то, как встряхивала она гривой, внезапно меняя направление бешеного бега.
Когда же, наконец, лошадка с разбега перемахнула лафет, заставив пригнуться орудийную прислугу, Фёдор догадался.
— Чиагаран! — закричал он вскакивая.
На несколько мгновений он потерял способность видеть, слышать и дышать. Он чувствовал только, как по щекам потекли постыдные слёзы. Он упал на четвереньки, судорожно хватая ртом воздух. Грудь нестерпимо болела. Наконец ему удалось сделать вдох, ещё мгновение — и он снова обрёл возможность дышать. Но слёзы всё текли, струйками сбегали по усам на подбородок.
— Чиагаран, Чиагаран, — хрипел он.
Тем временем, Бебутов со товарищи снова развернули коней, вернулись к месту схватки, подобрали своих. Крепостные ворота уже захлопнулись за их спинами, когда Фёдор наконец нашёл в себе силы утереть лицо пыльной полой черкески. Алёшка, не скрывая жалости, смотрел на него:
— Эх, говорил мне один солдатик, что ты не в себе, да я не поверил. Думал, врёт деревенщина. А оно вот как...
— Ничего, это всё пройдёт, забудется... — прошептал Фёдор.
— Почему они не разнесут лагерь артиллерией? Неужто на бастионах нет дальнобойных пушек?
— Видать нет ядер для крупного калибра, не хватает пороха. — Фёдор постепенно приходил в себя. Глаза его прояснились, слёзы высохли. Он искал взглядом Чиагаран, но резвая кобылка исчезла из вида.
— Эх, пробраться бы в крепость! Донести, что его сиятельство с обозом на подходе!
Весь день они спали по очереди, чтобы ночью предпринять новую вылазку к вражескому лагерю. Фёдор собрался на дело первым. Пока Алёшка спал, он зарядил пистолеты, отстегнул от пояса ножны Волчка, кинжал засунул в голенище, прочитал короткую молитву, принялся будить Алёшку.
— Поднимайся, знаменосец! Смотри за конями... Ежели чего — тикай к его сиятельству.
Алёшка спросонья не сумел ничего возразить. Пока он тёр глаза, Фёдора и след простыл.
Он крался в зарослях бурьяна, то ползком, то перебегал, низко склоняясь к земле с ружьём наизготовку. Нижнюю часть лица замотал тканью башлыка, папаху низко надвинул на брови. Невдалеке тоскливо перекликалась волчья стая.