«…В процессе учения Дмитрий Михайлович, получил много ярких впечатлений, — сообщает бывший начальник Академии Генерального штаба генерал-лейтенант В. К. Мордвинов, — и при подготовке командующего войсками округа к разбору нарисовал блестящую картину состояния военно-инженерного дела в войсках и военно-инженерных знаний командного состава и штабов. Командующий округом горячо благодарил его за эти данные и просил меня прислать Карбышева в Западный особый военный округ для помощи в создании укрепленных районов на новой государственной границе».
Сохранилось короткое письмо Дмитрия Михайловича домой, жене и детям, датированное 16 октября 1940 года:
«…Сижу в глухом лесу, в палатке, как „папанинец“. Со мной Мордвинов и все наши преподаватели. Палатка утепленная. Я, вернее саперы, построили кирпичную печку, день и ночь она топится, так что жить можно. В общем, все заняты. Никто писем не пишет и не получает. Не до того. Я случайно вырвал минутку, сейчас 12 часов, я позавтракал, побрился, все в порядке.
Так как у меня „своя“ машина, я сейчас поеду в местечко Ружаны (недалеко, мама, от твоего знаменитого Доманово). Попытаюсь послать вам телеграмму и письмо. Думаю, что все это удастся. 22 октября я свою работу закончу и, по-видимому, числа 25–26 (октября) буду в Москве.
Ехали сюда в международном спальном вагоне. На свежем воздухе чувствую себя хорошо.
Как мама доехала? И вообще приехала ли? Ко мне писать нельзя, так как каждую минуту могу переехать на новое место.
Тане и Алеше купил я в Барановичах по выдвижному карандашу и здесь в военторге — карманный электрический фонарь. Если попаду в населенный пункт, куплю еще что-нибудь.
Ну крепко всех целую, передавайте привет Ляле. Ваш папа».
Полевые учения в Западном особом военном округе произвели на Д. М. Карбышева отрадное впечатление. В то же время он был сильно обеспокоен состоянием инженерной обороны на новой государственной границе.
Из истории минувших войн Карбышев знал, что почти все иноземные завоеватели, которые вторгались на территорию нашей страны с запада, проходили через Белоруссию, и всегда она становилась ареной крупных боев, на которой особенно проявлялась жестокость врага. Ее села и города враг превращал в руины и пепел, уничтожал и разорял мирное население.
Не удивительно, что его тянуло туда, к границе, где возводились укрепления… Но командировку в Белоруссию все не оформляли, мешали другие неотложные дела.
Так незаметно прошел почти год.
Весной 1941 года на одном из испытаний новой техники полковнику И. Г. Старинову довелось вновь встретиться с Д. М. Карбышевым. Вот что он пишет об этой встрече:
«Генерал был одним из тех, кто всецело разделял наши тревоги и заботы об обеспечении войск инженерной техникой. Он не раз говорил, что инженерные мины являются сильнейшим оружием в борьбе с врагом, что это особенно убедительно доказано в боях на Карельском перешейке и что, занимаясь вооружением наших войск, надо помнить указания В. И. Ленина: „Самая лучшая армия, самые преданные делу революции люди будут немедленно истреблены противником, если они не будут в достаточной степени вооружены…“.
— Вооружение же современной армии отнюдь не ограничивается только огнестрельным оружием, — напоминал генерал-лейтенант. — Хорошие инженерные мины во многих случаях можно использовать с большим эффектом и по наступающему противнику…».
Той же весной полковник Старинов встретил Карбышева в одном из отделов Генерального штаба. «Зашел разговор о пленных, — пишет полковник. — Возник он не случайно: газеты сообщили о захвате англичанами в Африке большой группы военнопленных итальянцев.
Дмитрий Михайлович тут же припомнил случай, когда несколько русских солдат бежали из плена и с невероятными трудностями добрались до своих. Офицер, спрашивавший вернувшихся, попытался выяснить у солдата-сибиряка, что заставило его бежать из плена.
— В плену надо или умереть, или работать на врага, — резонно ответил солдат. — А я, ваше благородие, хочу жить, да так, чтобы от меня не польза была врагу, а вред!
Сколько раз впоследствии, вспоминая Д. М. Карбышева, я невольно задумывался над этими исполненными глубокой мудрости словами!»
«Первая половина 1941 года была у отца, как всегда, до предела заполнена работой, — вспоминает дочь Карбышева Елена Дмитриевна. — 26 февраля он писал мне: „Вчера делал доклад о 23-й годовщине Красной Армии в ЦДКА оборонному активу Дзержинского района. Было достаточно торжественно, присутствовал секретарь райкома и человек 600 актива. Доклад прошел хорошо. Завтра опять доклад на ту же тему в какой-то гидротехнической организации. Вчера весь день сидел в комиссии Буденного, сейчас опять иду к нему. 75 % времени расходую вне академии…“