— Зайдете? Или домой?
Волнов раздумывает. Идти в кабинет — как нож острый.
Но он напрягает тело, разлепляет веки.
— Поезжай в гараж, — говорит он и тяжело поднимается с сиденья.
Батов у себя в кабинете, и Волнов заходит сначала к нему. Лицо у секретаря парткома серое, вспухшее, с желтыми мешками под глазами. Волнов это замечает и думает о себе: хлеб тоже даром не ем, тоже хлеб дорого достается.
Они говорят об области, которая не выполнила план, об уборке и о том, как наверстать вывозку хлеба. Еще говорят о расширении элеватора, о новых зерноочистительных машинах, необходимых срочно для токов.
В этом деловом разговоре Волнову все кажется, что Батов что-то скрывает, Батов знает что-то, но молчит.
Больше всего Волнова беспокоят дела в области. Не раз ночью звонил в обком, прощупывал. Как будто все было на мази. Но чем больше было оснований, что секретарем будущего райкома станет он, тем глубже становилось волнение. Батов — серьезный соперник. Делает вид, что ему безразлично, что его это абсолютно не волнует, а сам небось названивает во все концы.
Волнов ломал голову над тем, кто поддерживает Батова в обкоме. Казалось, Батов потерял свои акции. Но теперь, когда произошел крутой поворот, не получится ли, что все прошлое запишется Батову в заслугу?
Обговорив с Батовым кое-какие важные вопросы на завтра, Волнов простился с ним. Хотел вызвать машину, но раздумал: решил по дороге размяться. Шел по темной, плохо освещенной улице и уже ругал себя за то, что отказался от машины: голова болела от усталости, ноги еле двигались.
Дома ждала жена.
— Будешь есть?
— Сначала оботрусь теплой водичкой. А ты налей мне стопочку, — сказал устало Волнов, раздеваясь до пояса.
Не в духе. Жене казалось, что она все предвидела. Глядишь, Батов опять на коне. Ведь говорила, что таких, как Русаков, надо приближать, делать из них друзей и соратников. Доброта начальства еще никого не обидела.
Подождала, пока он, вымывшись и закусив немного, успокоился, ощутил домашний уют. И тогда повела постепенное наступление.
Волнов отбивался.
— В конце концов, понимаешь сама, есть же самолюбие, черт возьми!
— И все же, — не унималась жена, — все из-за Русакова… Сто раз на день говорила, возьми его в управление. Возьми.
— Я Русакова к себе в управление брал… Да что толку — не хотел он.
— Тогда нужно было вовремя освободиться, — заметила она. — Не маленький, учить тебя.
— Больно ты уж умна, — вспылил Волнов.
В передней строго зазвонил телефон — междугородняя. Волнов подбежал к телефону, с надеждой схватил трубку.
— Да, да… Хорошо… Буду…
Волнова и Батова вызывали в область.
Тогда же все и решилось. Надежда Волнова оказалась ложной.
События после мартовского Пленума, конечно, отразились на Волнове: осунулся как-то, будто после болезни, но все же мало чем выдавал свое внутреннее беспокойство. Голос у Волнова был, как всегда, тверд. Те же жесткие, начальственные интонации.
Дня через два после назначения Батова Волнов сидел у него. Их разговор прервал телефонный звонок. Собственно, разговор этот давно окончился, но Волнов не уходил. Ему казалось, что Батов на него зол. Разговор получился неприятный. Вспоминали старое, и разгоряченный Волнов зло сказал:
— Ты выиграл, Батов. Ты зорче. У тебя получается, получается быть самим собой. Я, выходит, оказался лишь на гребне событий, а события-то были пустые.
Батов, прищурившись, взглянул на Волнова сквозь очки. Потом снял их, положил в карман.
— Так ты ничего и не понял, Петр Степанович.
Волнов испугался: переборщил. Они стали чужаками, думалось Волнову, совсем чужаками, будто и не работали до этого вместе.
Сейчас, дожидаясь, пока окончит телефонный разговор Батов, Волнов думал о том, что надо разрядить обстановку, сказать что-то такое, что ему, Батову, было бы приятно.
Батов положил трубку.
— У этого Крылова опять какая-то неполадка. Сплошные жалобы колхозников.
Волнов кивнул гривастой головой.
— Вечная история.
Батов сказал в раздумье:
— Да. Пришло время — толковые люди надобны.
Волнов посидел с минуту. Так ничего и не придумалось, что бы можно было сказать Батову.
— У меня есть кое-какие дела, — тоном занятого человека сказал он, поднимаясь. — Я зайду потом, ладно?
Батов согласно кивнул.
Нет, не забыть Волнову своей обиды, трудно побороть самолюбие. Ну и пусть, что прошло три года. Батов еще узнает, каков он, Волнов, чего он стоит. Похвала секретаря обкома многое значит!