— Смысл жизни? — петушился Иван. — Если я приспосабливаюсь к обстоятельствам жизни, то какой это смысл… В принципе, конечно, можно жить и так. Но это не жизнь. Нам говорят: надо оставить след после себя. Избитые слова!
— Слова можно найти другие, — словно беседуя с собой, говорил Батов, — но смысл их вечен. Только в этом бессмертие человека. А разве ты не мечтаешь о бессмертии?
— Все не могут быть бессмертными. Но бороться может каждый… Я хочу участвовать во всем, пропуская все через свое сердце, иметь ко всему свое отношение.
— Кто же тебе мешает в этом? — невозмутимо спросил Батов. — Мы не роботов растим.
— Само собой разумеется.
Батов улыбнулся.
— Ну вот, а ты говоришь, слишком много избитых слов.
Иван задумался. И вдруг снова бросился в спор:
— Я не верю в людей, которым все и всегда ясно.
— Тут я с тобою согласен, — сказал Батов. — Жизнь — штука сложная, и не все в ней бывает иногда ясно. Но если у тебя есть ясность по главным вопросам, то сумеешь разобраться и в путанице жизненных явлений.
— Железная у вас логика, Михаил Федорович.
— Верю, что и ты пришел к этой логике.
— Слишком хорошо обо мне думаете.
— А почему я о тебе должен думать хуже? Отец твой был настоящим человеком, даже генералом коммуны прозвали, да и брата иногда так величают. Разве ты не хочешь быть похожим на них?
— Это не так-то просто, — потупившись, проговорил Иван.
— Но возможно, — и, помолчав, добавил: — И даже должно. На таких людях стоит земля советская. Может быть, ты опять скажешь: избитые слова, бесспорные истины?
— А я возьму и не скажу.
И оба засмеялись. И этот смех как-то сблизил их. Что-то сыновнее зазвучало в словах Ивана.
— Перед каникулами в институте было собрание. Не важно о чем. В конце, как положено, голосовали. Решение было примерно едино. Потом подходит ко мне сокурсник и говорит: «Скажу откровенно, я не согласен с решением. Но выступать против — духа не хватило».
— Да, на это не всякий способен, — заметил Батов, прищурившись. — Но, наверно, Александр Матросов начинается именно здесь…
— И как я не догадался сказать ему это!
— Ничего, скажешь другому. Такие у нас еще не вывелись. — И Батов хитровато улыбнулся. — Ну, а как настроение у ребят перед разъездом на работу?
— Боевое. Хотим сразу по приезде на место занять определенные позиции, иметь на селе свое «я».
— Но ведь позиция на словах и на деле — разные вещи.
— Это верно. Но пока за агронома все решает управление. Ведь и брату поэтому тяжело. Не дают ему развернуться.
В комнату вошел Сергей.
— Должен тебя успокоить, — словно не замечая старшего Русакова, говорил Батов. — У твоего брата есть позиция, и он ее неплохо отстаивает.
— Позиция, она разная, — включился в беседу Сергей, — одни сами предписывают земле, другие слушают только рекомендации.
— Ну, вот это я и хотел сказать, — подхватил Батов.
— Выходит, Михаил Федорович, я снова положен на обе лопатки? — улыбнулся Иван.
— Рассуди сам.
— А вот другая позиция. Я хочу получить комбайн. Документ на этот счет имею. А Сергей не дает. Не верит.
— В этом деле я тебе помогу, поговорю с Сергеем Павловичем, — и Батов подмигнул старшему Русакову. — Дай ты ему комбайн. Пусть поработает. Работа на умные размышления наводит…
— Определили ему комбайн. Пусть скажет спасибо Шелесту. Горой за него…
— Ну, вот и отстояли одну позицию, — засмеялся довольный Иван.
С кухни появилась с самоваром Марья.
— Еще по чашечке, горяченький, — сказала она.
— У вас по-купечески, — заметил Батов.
Сергей ждал, что Батов вот-вот заведет разговор о чем-то важном, но секретарь райкома вел себя так, словно приехал чаевничать да слушать младшего Русакова. И тогда Сергей не выдержал:
— Михаил Федорович, скажите честно, в чем я провинился?
Батов не сразу ответил, раздумывая, он помешивал чай ложечкой.
— Ну, а вот ты, секретарь парткома, как сам ты считаешь? — Батов поднял голову и острым взглядом смотрел на Русакова.
— Михаил Федорович, некоторые председатели привыкли спустя рукава относиться к плате за труд. И получается черт знает что! Заплатил колхознику или не заплатил — не волнуется, таких в свое время и в районе отмечали, мол, бережливый… А что говорят люди? Система новая, а привычки старые…
— Вот поэтому я и приехал. Хочу, чтобы и коммунисты высказались. Это поучительно не только для вашего колхоза.
Иван торопливо одевался.
— Куда, глядя на ночь? — спросила Надя.
— Большую медведицу кормить, как раз время, — и Иван хлопнул дверью.