Только желание показать всем, как вообще несостоятельны ваши приговоры, заставляет меня писать к человеку, старавшемуся разжечь вражду между нашими народами, опозорившему свое имя ликованием над убийствами, запятнавшему себя ложью и клеветой. Но, решившись на шаг, столь для меня неприятный, не могу не выразить здесь презрения, которое внушают всем честным людям жалкие усилия ваши и вам подобных к поддержанию невежества и насилия“.
Лучшими своими делами и самой жизнью он был обязан русским. Чернышевский, Щур, солдаты Лабинского полка, Потебня, Озеров, Герцен — как вехи вставали они на решающих поворотах его судьбы. Они научили его распознавать друзей среди врагов и врагов среди соотечественников.
Самые прекрасные майские песни сочиняют студеной зимой, так и любовь к отечеству сильнее жжет на чужбине.
Домбровский приехал в Париж.
Тяжелы ступени чужого крыльца, и горек хлеб изгнания.
Домбровский создает в Париже левое объединение польской эмиграции. Чтобы как-то обеспечить семью, пришлось поступить работать рисовальщиком в Бюро Трансатлантической компании.
Царская полиция плетет вокруг Домбровского паутину интриг, добиваясь у французских властей его выдачи.
В 1867 году Домбровский уезжает в Италию к Гарибальди. Эта встреча стала знаменательной для обоих, оба они были, как говорил о себе Робеспьер, „рабами свободы своей родины“. Для великого итальянца Домбровский явился живым воплощением интернационализма…»
У Артура Демэ осталось несколько документов, несколько неразобранных записей в блокноте — несколько лет жизни Домбровского.
Вот отзыв известного немецкого полководца Мольтке о книге Домбровского «Критический очерк войны 1866 года в Германии и Италии»:
«Польша имеет соотечественника, способности которого приносят честь польскому народу. Это — Домбровский. Я прочел его книгу — это наилучшая работа о последней войне».
Цитата из книги Домбровского:
«…И косы становятся страшным оружием, когда они в руках революционных войск».
Воззвание в период осады Парижа пруссаками:
«…Мы организуем легион защиты Парижа, нас 300 поляков, желающих служить делу Французской республики, дайте нам коней, саблю, карабин и позвольте действовать в тылу пруссаков. Мы верим, что дело Парижа не проиграно, Франция имеет за что бороться!
Вырезка из газеты — письмо жены Домбровского к генералу Трошю:
«…Вы арестовали моего мужа за то, что он критиковал ваши трусливые предательские действия…»
Телеграмма Гарибальди к главе правительства Гамбетте:
«Ярослав Домбровский мне необходим. Он назначен командиром легиона, идущего на помощь Парижу. Помогите переправиться ему воздушным шаром из Парижа.
Письмо Домбровского жене из Лиона накануне Коммуны:
«Мне очень не нравится то, что я вижу… Правительство предает Республику на каждому шагу. Я чувствую себя сломленным той страшной драмой, в которой народ, полный самоотверженности, способный сам по себе принести Европе мир и свободу, этот народ деморализован и постыдно продан горсткой растяп и негодяев».
Тихо шипел газовый рожок. На его мутный свет летели из тьмы раскрытого окна желтые ночные мотыльки.
«Ложное солнце, — подумал Артур. — Как часто и люди до самой смерти не замечают, что они живут при свете фальшивого солнца».
Он поднялся, разогнул онемевшую спину и, потягиваясь, подошел к распахнутому окну.
Грифельно-серые волны крыш подкатывались к мансарде. С новым чувством смотрел он на разорванную колокольнями, башнями линию горизонта, словно мореплаватель, увидевший чужие берега. Мир его, кончавшийся предместьями Парижа, стремительно расширялся.
И впервые пришла в голову мысль о прожитых годах. Какими пустыми оказались они при встрече с жизнью настоящею человека. Все свои сознательные годы он жил свидетелем. Зачем он жил? Для того чтобы сообщать новые закулисные сплетни или про очередное убийство в кабачке «Ню-ню»? Он тратил свою злобу на рецензии и восторги на описание сенжерменских балов.