– Ваше величество, позвольте указать на один-единственный путь, способный привести нас всех к победе. Этот путь – уничто жить наконец стену, отделяющую вас от своего народа…
Николай II изумленно вскинул на посла свои ясные романовские глаза. На этот раз дерзкая речь показалась ему исполненной глубокого смысла.
– Не могу забыть, ваше величество, удивительного вдохнове ния, которое охватило всех нас, когда ваше величество ровно год назад изволили посетить Государственную думу. Не пожелаете ли вы явиться туда снова? Не соизволите ли обратиться к своему народу? Обратиться как отец нации, отец народа. Вам стоит, ваше величество, лишь поднять свой палец, и депутаты, даже самые непримиримые, окажутся у ваших ног. Мы все это уже видели. В начале войны…
Вдохновение посла внезапно оборвалось: он увидел, что бровь императора самолюбиво изломилась.
– Вы считаете, сэр Джордж, что я должен приобрести доверие своего народа? А вы не думаете, что мой народ должен приобре сти мое доверие?
Бьюкеннен поспешил предотвратить вспышку закипающего гнева.
– Ваше величество, в этом смысле и следует понимать мое упоминание стены. Германские агенты сеют раздоры не только между союзниками. Они вносят отчуждение между вашим вели чеством и народом. Дергая за свои веревочки, они умело действу ют на назначения министров. Ее величество, например, окружена столь подозрительными людьми…
– Я сам выбираю своих министров! – резко перебил его Николай П. – И я никому не позволяю влиять на мой выбор!
– Позвольте спросить, ваше величество: как же вы их выбира ете?
– Навожу справки, выявляю тех, кого считают наиболее…
– Боюсь, что справки вашего величества ложны. Достаточно вспомнить господина Протопопова. Прошу простить, ваше вели чество, за мои слова, но этот человек привел Россию на край гибели!
Кровь бросилась царю в лицо.
– Я сам… сам!., избрал господина Протопопова из рядов Думы!
– Ваше величество, Дума не может питать доверие к челове ку, испачканному сношениями с агентами противника.
– Вы имеете в виду Стокгольм и Варбурга? Сэр Джордж, поверьте, эти слухи сильно преувеличены.
Аудиенция явно затянулась. Император все резче проявлял свое нетерпение. Бьюкеннен решился на последнюю попытку:
– Ваше величество, я отлично знаю, что не имею права гово рить подобным языком. Поверьте, я должен был собрать всю свою смелость. Меня побуждают на этот разговор исключительные чув ства преданности к вам и ее величеству. Если бы я увидел своегодруга, идущего темной ночью по дороге к пропасти, то мой долг, государь, предостеречь его от неминуемой опасности. Поверьте, ваше величество, что вы находитесь на перекрестке двух путей, за вами выбор, каким путем пойти. Один приведет к победе и славному миру, другой – к разрушению, к революции. Позвольте мне умолять ваше величество избрать первый путь. Сделайте это, государь, и вы обеспечите своей стране осуществление ее вековых стремлений, а самому себе – положение наиболее могущественного монарха в Европе. – Сделав небольшую паузу, посол вкрадчиво добавил: – Кроме того, вы обеспечите безопасность тех, кто вам столь дорог.
Эта зловещая добавка осмыслилась государем лишь впоследствии. В настоящую минуту Николай II был тронут проникновенным тоном своего велеречивого собеседника. Император внимательно заглянул в глаза посла, тот ответил твердым, немигающим взглядом.
– Благодарю вас, сэр Джордж! – произнес растроганно Николай II и протянул руку.
Аудиенция английского посла стала предметом салонных пересудов.
После Бьюкеннена аудиенцию имел министр финансов Барк. Он поразился состоянию императора. Николай II с трудом владел собой. Министр финансов вручил царю прошение о своей отставке, в ответ тот едва не кинул ему бумагу в лицо, нервно проговорив: «Теперь не время для министров покидать свои посты!»
От великих князей стали просачиваться слухи о реакции самой императрицы. Она возмутилась поведением посла. Пошли разговоры, что посол Великобритании в скором времени будет отозван.
Бьюкеннен имел встречу с великим князем Николаем Михайловичем. Через два дня император распорядился выслать великого князя в его имение под Херсоном.
Брат опального, великий князь Сергей Михайлович, встретясь с Бьюкенненом в каком-то из салонов, заметил, что если бы на месте посла был кто-либо из русских подданных, то, несомненно, после подобного поведения с императором он был бы немедленно сослан в Сибирь.
Бьюкеннена забавляли эти слухи. Правда, в иное время столь скандальная известность отразилась бы на его положении при дворе. Однако события развивались столь стремительно, что ореол всемогущества помазанника Божьего все более тускнел. В один из докладов полковника Торнгилла, помощника военного атташе, посол услышал заявление, что революция в России свершится на Пасхе. Посол лишь усмехнулся и не стал развивать эту тему. У него имелись совсем иные сведения.Пока же истекал первый месяц нового года и наступал срок представительной конференции союзников. Великобританию на ней представлял лорд Мильнер.
Приезда этого государственного деятеля с нетерпением ожидал не только Бьюкеннен. Появления лорда в мятущемся Петрограде ждали еще несколько человек…
Вспоминая впоследствии дни работы конференции союзников, Бьюкеннен никак не мог отделаться от ощущения, что как раз это важнейшее совещание и положило конец его пребыванию на таком высоком и трудном посту.
Все началось с приезда лорда Мильнера.
С первого же дня в русской столице глава британской делегации повел себя в высшей степени загадочно. К изумлению Бьюкеннена, в суматошном Петрограде у лорда имелся сугубо свой круг доверенных людей. Разумеется, полномочного посла его величества лорд от себя не отстранил, однако и доверием не обременил.
Стремясь поправить положение и завоевать доверие, сэр Джордж блеснул своей осведомленностью в секретном и посвятил приехавшего в самые сокровенные стороны жизни тех персон, которые интересовали лорда. Однако даже в этом он совсем не преуспел.
У лорда Мильнера была тревожная манера вести беседу: он терпеливо слушал и вникал, как вдруг бросал вопрос, короткий, точный, будто укол, и сразу выяснялось, что он знает о предмете разговора гораздо больше самого рассказчика.
О «самом толстом человеке в империи», о Родзянко, сэр Джордж совсем недавно вызнал, что он находится в интимных отношениях с женой Извольского, недавнего министра иностранных дел, а ныне посла в Париже. «А, Маргарита Карловна», – небрежно отозвался лорд Мильнер. И тут же вдруг спросил, отчего Артур Рафалович, племянник известного банкира, состоящий при Извольском, сотрудничает не с «Лионским кредитом», а с таким малоизвестным банком, как «Кредито Итальяно»? Бьюкеннен этого не знал и вызвал осуждающее движение начальственных бровей.
Лорда Мильнера интересовали «земляки с Волги»: Протопопов, Керенский, Ульянов (Ленин). Поди же знай! Бьюкеннен сообщил, что Протопопов, возглавляя думскую делегацию в Великобританию, в Лондоне тайно посетил специалиста по мужским болезням. Ленин? Можно узнать… Он постарается. Керенский? В прошлом году лишился почки – вырезали. А до этого проходил лечение в психиатрической клинике.
– Ольга Львовна вам известна? – осведомился гость.
Бьюкеннен пренебрежительно пожал плечами: жена, ничего примечательного. – А… Елена Львовна?
Посол осклабился и приготовился блеснуть.
Керенский, герой громких политических процессов, будучи женат, сожительствовал и с сестрой своей супруги. Он прижил с любовницей двоих детей, довольно взрослых. Недавно этот модный адвокат своеобразно разрубил запутанный семейный узел: он отыскал какого-то пронырливого офицерика и выдал за него свою многолетнюю любовницу, Елену. Вместо «треугольника» составилось две пары. Фамилия офицера? Кажется, Барановский. Да, именно Барановский.
– А как ваше пари? – внезапно спросил лорд. – Получили?
Заморгав глазами, Бьюкеннен силился сообразить, о чем речь. Мильнер напомнил: пари с Палеологом. В августе 1914 года оба посла поспорили (на пять фунтов стерлингов). Морис Палеолог уверял, что к Рождеству русские войска будут в Берлине.
«Боже мой, – все больше изумлялся Бьюкеннен, – откуда он все знает?»