- Trébienne... Твои подгузники прошли предфинальную калибровку и теперь готовы к тому, чтобы ты их напялил. Ты готов пялить подгузники, а? Хи-хих-их, не дрейфь, кадет! Все будет, как надо: покупаешься, покричишь, поваляешься, потом, может, поешь! Давай, лезь в банку!
Максим к тому времени уже полностью разделся и подошел к обычной лесенке, что вела на край обычной стеклянной емкости, кубов так на восемь-десять. Емкость была наполнена желто-зеленой жидкостью, на вид густой и маслянистой, а в мутной толще ее угадывались очертания чего-то более темного и более плотного. Чего-то человекообразного.
Этим-то «человекообразным» и являлся тот самый эльфийский костюм, который, по заверениям всех опытных старожилов (или лучше уже говорить «многожилов») станет Максиму лучшим другом до самой смерти. После самой смерти ему выдадут другой, но уже с памятью самого первого костюма, и уже он закономерно станет лучшим другом, на тот же срок.
Костюм выращивался прямо в этом баке в течение недели до уровня «подгузников», как выразился техник-холерик с «искрометным» чувством юмора. Остальные этапы взросления костюм пройдет уже на самом носителе, то есть на Манипуле.
- Давай-давай, суй лапки в воду, не боись! – между тем подбадривал его техработник, крича ему от самой прихожей. Громкоговорителей сюда, по ходу, и не завезли вовсе. Да и вообще, с электричеством тут все было очень и очень скудно. Даже вопросы возникают, типа: что вообще тут делает техник, если техники здесь никакой нет? – Лезь, говорю, быстрее! Чем раньше закончим, тем тебе же и лучше.
Максим вздохнул поглубже и посмотрел вниз. Сквозь поверхность воды просвечивала кромка его новой одежды, подвешенная на каких-то жгутах и трубках. За время, пока он лез по лесенке, техник, оказывается, приподнял стоящий на дне костюм для того, чтобы голому кадету было легче его надеть. Что ж, спасибо и на этом. И Манипул прыгнул.
Костюм был слегка раскрыт на манер раковины, имея «зев» по всему своему левому боку. Но, едва почувствовав в себе добычу, «раковина» поспешила захлопнуть свои створки. И началось... Сперва был склизкий холод, практически мгновенно перешедший в перцовый жар по всему телу. Потом Макс почувствовал, как его кожа буквально натягивается, как на барабане, и в определенный момент он испугался даже, что костюмчик вышел дефективным, и что он сейчас отправится на перерождение.
Но – обошлось. А через минуту стало легче. Правда, длилось это облегчение недолго, так как его «лучший друг» стал бить его током вдруг. Точнее, не совсем так, но ощущение было очень похожим: все его мышцы то сводило судорогой, то вытягивало в струну, а кости, казалось, ходили ходуном по всему организму.
И боль, дикая боль в каждой клеточке многострадального тела, заставившая Манипула крепко зажмурить глаза. Но, даже зажмурив их, он спасительной темноты не получил: с внутренней стороны век били гигаваттные молнии и сверкали кровавые волны разъяренного организма.
Дергаясь на ниточках жгутов, словно муха в паутине, Максим, кажется, даже закричал. Затем боль отступила, но после того, что наступило потом, Макс глаза открывать передумал. Потому что костюм начал буквально высасывать его через каждую пору кожи. Внутри тела горел жар, и ему казалось, что в нем уже не осталось ни грамма мяса и ни капли крови, когда по его носу вдруг ударили чем-то каменным, а потом еще добавили тем же кирпичом по скуле, затылку, и зачем-то ободрали уши.
-...эка тебя размотало-то, garcon...
Сквозь вату бытия пробивался знакомый голос, раздающийся откуда-то со спины.
- ...я такого давно уже не видел... или не ел?.. слабо... здеваться...эй... merde!!!! Э-эй.... ЭЙ! КАДЕТ!!!
Макс разлепил веки. Он лежал лицом вниз, на каменном полу зала и кривил лепешкой губы по его гладкой, и явно нестерильной поверхности. Из измученного рта с превеликим трудом и тихим бульканьем вырвался измученный выдох. Сил не было ровно ни на что. Даже на движение ребер с диафрагмой. Спать...
***
Максим открыл глаза. Вокруг был лишь белый свет. Это все, что он помнил на данный момент: то, что его зовут Максим, и то, что он открыл... Стоп... Так он что, все-таки отправился на перерождение что ли? Тогда печально.