Промучавшись в Колыбели еще около получаса, из капсулы вылез господин Манипул, который был сильно удивлен в конце, что такой довольно значимый ник не был занят в игре... тьфу ты, в Колыбели. «И имя нам – Манипул[1]!» - была итоговой мыслью в долгой цепочке размышлений, которые начались с терминов на букву «М», употребляемых в программировании. Потом просто перешел на более общие и близкие ему компьютерные термины, и тут же вспомнил про «манипулятор[2]». Имя было хорошее, но имя было занятое. Находясь уже в области отчаяния от обилия всевозможных вариантов, среди которых были и не совсем хорошие, мозг Максима и произнес эту фразу, слегка ее подправив.
«присвоить это имя?» - немедленно отозвалась система.
«ДА!» - скорее от усталости, чем от восторга крикнул Макс вслух, и, спустя минуту регистрационной информации, капсула его отпустила. Несколько офигевший после всего этого, Манипул, прошлепал до душевой комнаты, на автомате помылся, просушился, переоделся и лег спать. Завтра будет долгий день.
***
Они сидели за тем же столом, что и вчера, поэтому Максим проследовал сразу до них и без приглашения уселся рядом.
- Привет.
- О, привет, Макс! Ну как, выбрал имя?
- Да. Теперь я – Манипул Максимилиан Мерменадцатый.
Выпучив глаза, Найкит судорожно сглотнул комок каши во рту, а затем разразился громким и открытым смехом. Таким же гоготом, но более благородным, завторил ему Кит. Манипул же сидел с абсолютно непроницаемым лицом, которое всё утро и тренировал, узнав, что весь новый день он снова проведет в техзоне, но уже не по заданию, а по абсолютно личному вопросу.
Проржавшись, Никита и Клаус отложили столовые приборы и, утирая слезы, короткими очередями выхохатывали остатки веселья.
- «Мерменадцатый»... ну надо же, и все по правилам – все на букву «эм»... Молодец! А «манипул», это же не титул, вроде, так?
- Не титул. Хотя я, если честно, думал, что это что-то командирское. Но – нет. Порылся сегодня в Сети и выяснил, что я – две центурии из римского легиона... Так что я – это много.
- Ну, не больше самого Легиона, который летает на «Красте» и носит имя при жизни Людвиг, так что... ну, в принципе, можешь тоже гордиться своим именем... мерменадцатый! – выдал Кит, все больше расплываясь в улыбке.
И, не выдержав, они заржали снова. Юмора им там не хватает, что ли? Хотя, Никита, заводной вроде парень, должен был их всех смехотой там обеспечивать. Или он что-то действительно стоящее выдал? Шутка, вроде, «на троечку», а вон как успокоиться не могут.
Основу «шутки» составляло заложенное в нее Колыбельное правило первой буквы, которое обязательно должно совпадать с первой буквой имени, данного при рождении. У Макса, понятно, это была буква «М», и именно поэтому в начале поля ввода при выборе ника она там и стояла. Другой буквы там стоять и не могло. Буква должна быть только первая и имя должно быть только одно. А Макс выдал этой парочке их целых два, и все на нужную букву. И по тому же принципу было рождено число «мерменадцатый», так как других числительных в обозримом диапазоне Максим просто не нашел. Миллион – не в счет, он не забавный.
- Чем сегодня будешь занят? Костюмчик мерить пришел?
- Меня поражает Ваша осведомленность, Никита Найкитович! Откуда Вы все это знаете? Сами с такого же корабля будете, али я не знаю чего?
- Многого ты чего еще не знаешь, Манипул. Нет, я не с корабля, я по-прежнему со стационарного хранилища. Военного. А ваш корабль – это хранилище мобильное. Только два таких хранилища и осталось после войны. Их создали задолго до конфликта с колхидами, а пригодились они уже после, в период новой войны с роботами... ты про роботов-то теперь знаешь?
Максим теперь знал. С утра, находясь уже в техническом комплексе, он, чувствуя наплыв грандиозных изменений в своей жизни, залез в местный архив с целью самообразования в области Новейшей истории. Там он и узнал общую картину происходящего вокруг.
- Ну так вот, раньше они были тебе лучшими друзьями, а теперь – лютые враги. Тем более, кому как не вам, архитекторам, степень их лютости не знать, да?
Макс отчего-то смутился. Сегодня, подстегнутый вчерашним разговором с этими офицерами, он многое вспомнил. Действительно, он очень любил все эти искусственные системы, которые на самом деле обладали разумом не менее достойным, чем человеческий, вот только с эмоциональной составляющей у компьютеров по-прежнему было все плохо. Точнее, ее не было совсем. Имитаторы эмоций существовали, но самих эмоций никогда у машин не было, и это удручало. С другой стороны, никто бы и не хотел узреть пред собой взбесившегося робота. По своей воле взбесившегося, а не по причине ошибки кода или аппаратуры. Но все равно, привить машине любовь – мечта едва ли не каждого архитектора. И увидеть не взбесившегося, а проявляющего действительные эмоции робота – за это зрелище не жалко и умереть. Можно даже два раза – технологии это теперь позволяют.