Последние слова прозвучали многозначительно, и я почувствовал, как атмосфера в палатке изменилась.
— Мы не хотим терпеть тебя и твой караван даже неделю! — прорычал Брэд с энтузиазмом человека, готового выгнать цыган из города.
— У вас есть месяц, чтобы расплатиться с долгами… — Орфей вздохнул и многозначительно взглянул в сторону клетки с больными зверолюдьми. — Всеми видами долгов, которые есть у человечества перед справедливостью.
Глаза Брэда просветлели, когда он наконец понял намек толщиной с кирпич.
— Точно! С этими пятьюдесятью золотыми мы могли бы освободить весь проклятый караван!
— Почему у меня стойкое ощущение, что мне придется собирать не пятьдесят золотых, а все сто? — поморщился я, предвидя, как мои долги растут в геометрической прогрессии.
— А, хах… — Брэд покраснел до ушей, почесывая затылок с виноватым видом школьника, пойманного на списывании. — Конечно, что-нибудь придумаем. Может быть, устроим благотворительный сбор или что-то в этом роде.
Замечательно. Теперь я не просто должник, но и потенциальный спонсор массового освобождения рабов. Моя филантропическая карьера набирала обороты с пугающей скоростью, а банковский счет двигался в противоположном направлении.
— Мне… жаль, что обошлась мастеру так дорого, — тихо прошептала Луиза, все еще крепко обнимая меня и не желая отпускать.
— Не твоя вина, — прошептал я ей на ухо, вдыхая знакомый аромат ее волос. — Мне следовало экипировать профессию Простолюдина перед входом в подземелье.
Луиза покачала головой с мудростью человека, знающего систему изнутри:
— Не важно. Этот работорговец дотошен и держит священника в караване. Может узнать все профессии, включая даже Вора! Обман бы не прошел.
Использование священника для выяснения и смены профессий стоило дорого, но при необходимости выбора не оставалось. Если требуется регулярно проверять рабов — дешевле завести собственного священника на окладе, чем платить за каждую услугу. Не знал, обязаны ли работорговцы иметь связи с церковью или священники работают независимо как фрилансеры. Для меня это значения не имело.
Подозревал, что у работорговцев есть отработанные способы отслеживания профессий и уровней потенциальных товаров, поэтому не слишком корил себя за повышение цены Луизы. Единственный способ не поднимать ее ценность — не полагаться на нее в подземелье. Но мне требовалось, чтобы она выбралась живой, а для этого нужны были уровни. Если считать деньги платой за наши жизни — они ничего не стоили в сравнении с альтернативой.
— К тому же, — напомнил Орфей, доставая какие-то документы, — не забывай основное условие. Не можешь освободить ее окончательно, пока не заплатишь весь долг.
Мы подписали документы. Официально Луиза еще не была моей рабыней в полном смысле слова — на ней все еще висела метка Орфея, как цифровые права на программное обеспечение. Но теперь она хотя бы находилась рядом со мной, а не в клетке. А это было важнее всех юридических тонкостей.
Наконец-то мы смогли вернуться в поселение. Поскольку настроение значительно улучшилось, а Луиза была в безопасности, авантюристы решили устроить празднование возвращения. Мы много пили — я пытался заглушить тревогу о долгах, остальные просто радовались успешному завершению операции.
К моменту возвращения в комнату с Луизой я был почти без сознания, качаясь как флаг на ветру. Даже уединиться толком не смогли — алкоголь оказался сильнее романтических порывов. Но на лице играла улыбка, и я свалился спать, улыбаясь во все тридцать два зуба.
Что бы ни случилось дальше — я знал, что справлюсь, пока Луиза рядом…
Глава 61
— Особняк, — выдал Брэд, шлепнув листок бумаги прямо в мой завтрак.
Я уставился на него поверх ложки с кашей. Луиза сидела рядом, методично выбирая из тарелки исключительно мясные кусочки и игнорируя все остальное, словно овощи могли ее отравить. При этом она не переставала держаться за рукав моей рубашки — видимо, боялась, что я испарюсь, как только она отпустит.
— Что за особняк? — спросил я, все еще пытаясь понять, зачем мне подсовывают недвижимость вместо «доброго утра».
Мэр материализовался рядом со стулом, как фокусник на детском празднике, и положил на стол небольшой мешочек. Звякнул он довольно печально — явно не теми пятьюдесятью золотыми, которые мне требовались.