— Спасибо вам, сэр, — сказал Ландерсон. Гаунт повернулся к нему. — За что?
— За Лефивра. Вы могли его оставить. По праву, вы могли его убить. Он едва все не испортил.
— Он был напуган. Не могу его за это винить.
— Мы все напуганы, — сказал Ландерсон. — Мы все переживаем. Нервы Лефивра изношены, и он обуза...
Гаунт поднял руку. — Слушай, Ландерсон. Ты и Лефивр, и другие члены ячейки рисковали всем, чтобы помочь моей команде. Я не могу отплатить тебе так, как ты этого хочешь от меня. Я не могу спасти твой мир. Но я чертовски постараюсь спасти любого из вас, если это будет в моих силах. Если мы не будем присматривать друг за другом, то можем уже сейчас прекратить это все.
— Вы совсем не такой, каким я вас представлял, — сказал Ландерсон.
— Я знаю.
— Нет, я имею ввиду... вы комиссар Гвардии. Я слышал истории. Истории о жестокости. Беспощадности. Железном правиле и решительном наказании.
— Я – все эти вещи, — сказал Гаунт. — Когда мне нужно быть ими. Но у меня тоже есть душа. Я служу возлюбленному Императору, и я служу человечеству. Я верю, что эта служба распространяется на слабых и напуганных. Если бы я казнил твоего друга или бросил бы его умирать, каким бы слугой человечества это бы меня сделало?
Умение завернуть воодушевляющую фразу хорошо служило Гаунту всю его карьеру. Ключевая часть работы любого комиссара заключалась в том, чтобы вселять уверенность и ободрять, чтобы человек забыл о лишениях, которые испытывает, или ужасах, с которыми сталкивается. Он был хорош в этом. Прямо сейчас, с некоторым отвращением, он понял, что играет на этом умении, говоря то, что Ландерсон хочет услышать. Правда была в том, что он не хотел оставлять тело Лефивра позади, как и любую другую улику, которой архивраг мог воспользоваться. Если он собирался вытащить Лефивра, то было бы лучше, чтобы он был живой.
К тому же Гаунт хотел, чтобы Ландерсон оставался на его стороне. Сейчас Призраки нуждались в сопротивлении больше, чем когда-либо. Без их сотрудничества операция была обречена на провал. У Гаунта были серьезные опасения насчет Кёрк, а так же насчет ее коллег Пловера и Акресона. Кроме того Ландерсон казался наименее испорченным из всех них. Надежный, заслуживающий доверия, управляемый. И верный. Гаунт не хотел порождать какие бы ни было обиды между своим отрядом и бойцами ячейки, обращаясь с ними, как с расходным материалом.
Так что он делал то, что делают комиссары с самой инаугурации в Официо Комиссариате.
Он придал позитивный взгляд на вещи. Он вдохновил и зажег доверие.
Они были на мельнице уже двадцать минут. Опустошенная и покинутая, конструкция возвышалась над исчезающим туманом на вершине поля. Отсюда был вполне неплохой вид на дорогу, лежащую в трех километрах от мельницы. Гаунт мог видеть мерцающий свет от огромного пожара, а с помощью своего бинокля он смог разглядеть суматоху вдоль вражеской линии.
До сих пор не было никаких признаков диверсионной команды. Кёрк настаивала на уходе. — Не пройдет и часа, как они будут прочесывать зону, — говорила она Гаунту. Гаунт решил дать команде Макколла еще десять минут.
Он молился, чтобы они были живы. Пожар был огромным. Была ли это обещанная диверсия, или несчастный случай?
— Сходи, проверь Лефивра, — сказал Гаунт Ландерсону. — Скажи ему... скажи ему, что между нами все нормально. Я имею ввиду, между ним и мной. Никаких обид.
Ландерсон повернулся и пошел внутрь мельницы, оставив Гаунт в дверном проеме. Гаунт посмотрел на отверстие для лебедки в двадцати метрах над ним.
— Есть что-нибудь? — крикнул он.
Появилась голова Ларкина и покачала.
— Продолжай смотреть, Ларкс.
Гаунт большими шагами пошел вокруг огромного основания мельницы и вошел на погрузочную площадку. Фейгор стоял в дозоре на воротах, и кивнул своему командиру. Крийд нашла ржавый бак с водой и занималась очисткой воды, чтобы наполнить фляги.
— Есть что-нибудь от саржа? — спросила она Гаунта. Крийд сама была сержантом, первым женщиной-сержантом в Танитском Первом. Но все звали Макколла саржем.
— Еще нет, Тона.
Она пожала плечами. — У меня был сон прошлой ночью, — продолжила она. — Видела Каффа и детей. С ними все было в порядке.
— Хорошо, — улыбнулся он. Они все страдали от ярких, иногда бредовых снов. Тона Крийд была бандиткой на Вергхасте, закаленная той тяжелой и бескомпромиссной жизнью, но она до сих пор демонстрировала удивительную наивность. Кричащие сны, которые Гереон возбуждал в их умах, для нее не были иллюзией. Она описывала свой сон, как важный факт, как будто она получила фотографию из дома. Гаунт не собирался разубеждать ее. Крийд была одной из самых надежных и честных людей в его команде, вместе с Веном и Макколлом.