На его счастье, никого поблизости не оказалось. «Иначе меня непременно схватили бы», — думал Шариф.
После того, как он задушил в лесу немецкого летчика, ему простили пьянство и самоволку, но на этот раз, он знал, выкрутиться не удалось бы.
Наконец, убедившись, что за ним никто не гонится, Шариф перешел на шаг, привел себя в порядок и как ни в чем не бывало направился к складу, где смешался с бойцами.
2
Капитан Макарочкин долго стоял перед развалинами своего дома. Перед ним возвышалась груда битого кирпича. Был дом — и нет дома. Но где мать? Жива ли? Если жива, куда пошла?
Капитан спрашивал у соседей, спрашивал у их постояльцев, но никто не мог сказать ему ничего утешительного.
В последний раз взглянув на родное пепелище и мысленно простившись с ним, он повернулся, чтобы уйти, как вдруг со стороны одного из уцелевших домов донесся женский крик: «Помогите, помогите! Держите его, держите!» Макарочкин выхватил пистолет и помчался на голос.
Молодая женщина металась около крыльца.
— Это вы звали на помощь? — спросил у нее капитан.
Женщина прикрывала оголенные части тела лохмотьями порванного платья.
— Зашел какой-то, попросил погреться. А потом как кинется на меня. Едва вырвалась… Надо же… Я к нему как к человеку, а он…
— В форме? Наш, значит… Да, попадаются и в нашей среде прохвосты… Куда он побежал?
— Не знаю… Так растерялась… Не успела сообразить.
— Но кто это был? Рядовой или…? Могли бы узнать?
— По-моему, обыкновенный солдат. Смуглый такой… Да я его среди тысяч узнаю. Не старый еще.
Маленькая девочка, напуганная недавним происшествием, подозрительно смотрела на Макарочкина. Хозяйка дома прошла за стену, переоделась.
Пока она приводила себя в порядок, Макарочкин разговорился с девочкой, и она уже несмело улыбалась ему и отвечала на его вопросы.
— Отец-то на фронте? — спросил Макарочкин хозяйку.
— Да. Никаких вестей.
— Вы здешняя?
— Здешние мы, только жили в Сталинграде. А когда муж ушел в армию, перебрались сюда. Имущество почти все осталось в городе.
— Я тоже здешний.
— Здешний? — радостно спросила женщина. — Жили здесь? В Абганерово?
— Даже на этой улице. Чуть ниже вас. Только от нашего дома одна труба осталась. Да куча кирпича…
— А семья?
— Одна только мать была, из-за нее и пришел, да не могу найти.
— Как же теперь? — растерянно спросила женщина, забыв о своей беде и целиком проникаясь чужим горем.
— Не знаю, как и быть.
— Оставьте мне свой адрес и скажите имя-отчество вашей матери, я поищу ее, а если найду, сообщу.
— У вас ведь ребенок на руках, до этих ли хлопот…
— Вы за нас жизни свои отдаете… А я сделаю самое простое дело — что же в нем трудного?
Макарочкин написал ей свой адрес и записал в блокнот фамилию доброй женщины.
Глава семнадцатая
1
Зазвонил телефон. Пронин поднял трубку и услышал нежный женский голос.
— Коля, ты?
Голос Смородиной. Это было так неожиданно, что Пронин не знал, что ответить.
— Почему молчишь? У тебя народ?
— Нет, — ответил Пронин. Ответил резче, чем хотел бы. Надо, сказал он себе, спокойнее.
— Я иду к тебе, мне надо поговорить с тобой.
— Я занят сейчас, — ответил Пронин, — у меня нет времени.
От волнения голос его дрожал.
Помолчали. Оба слышали дыхание друг друга.
— Николай, если даже ты очень занят, все равно должен меня выслушать.
— Я же сказал: у меня нет времени. — Гнев и обида, слегка приглушенные, снова набирали силу. — И если бы даже было время, я не хочу вас видеть. У нас с вами нет больше ничего общего.
И Пронин повесил трубку. Вышел. Отыскав глазами часового, кивнул ему. Тот подошел ближе.
— Если придет Смородина — ко мне не пускать! Скажи, что я занят.
Вместо обычного «есть» удивленный часовой только кивнул.
Санчасть полка находилась в двухстах метрах от штаба. Накинув на плечи полушубок, Смородина направилась к Пронину. Одолев снежные бугры, она вышла к автофургону начальника штаба.
— Куда, товарищ капитан? — преградил ей путь часовой.
— К начальнику.
— Нельзя!
— Почему?
— Так приказано.
— Кто приказал?
— Майор Пронин.