269-му полку в этот день следовало пройти через рощу с безобидным кодированным названием Лилия. Она оказалась весьма колючей. У немцев был там опорный пункт, приспособленный к круговой обороне. Разгромить его с ходу не удалось. Завязался упорный бой с остатками 401-го пехотного полка и свежими подразделениями, подброшенными генералом Зандером.
Симоняк передал Шерстневу батальон капитана Ивана Пономаренко, который держал до этого в своем резерве. Натиск наших бойцов сразу усилился. Группы автоматчиков просачивались в тыл врага, резали связь и сеяли панику. Вместе с пехотинцами действовали танки-малютки из батальона майора Александра Паршева. Прикрываясь их броней, как щитом, солдаты вплотную подбирались к вражеским огневым точкам, ослепляли их гранатами, поджигали, взрывали.
Шерстнев скупо доносил: продвинулись на километр... На два... На три... В подробности он не вдавался, на трудности не жаловался. А их оказалось немало. Нелегко было выбивать немцев из Лилии. Симоняк узнал об этом от своего заместителя полковника Путилова. Савелий Михайлович больше суток провел на левом берегу, помогал командирам полков организовать бой, управлять наступающими батальонами.
- У Шерстнева всё нормально, - докладывал он комдиву. - Тяжелее дяде Яше. Подошел к дороге, а перескочить не может. Очень сильный заградительный огонь.
Симоняк понимал, что противник постарается любой ценой удержать дорогу, которая связывала Шлиссельбург с Синявином. Когда попытка батальона Зверева оседлать шоссе сорвалась, он приказал не лезть на рожон, но держать дорогу под огневым контролем. Пулеметчики, артиллеристы закрыли проезд по дороге шквальным прицельным огнем.
- Большего Кожевникову не сделать, - сказал Путилов. - Несколько раз его немцы контратаковали. Дали им крепкий отпор. А как дела у соседей?
Симоняк медлил с ответом. Глядя на комдива, Путилов понял: неважно. Как накалилась обстановка у правого соседа, он почувствовал уже через несколько минут. Симоняку звонил Духанов. Разговаривали они совсем недолго, и по немногословным фразам, произнесенным Симоняком, Путилов догадался: командарм сообщает какие-то неприятные новости.
Немецкое командование подтянуло в район боев резервы и одновременно со стороны Дубровки и Шлиссельбурга предприняло сильные контратаки, чтобы отрезать наши войска от реки. Особенно мощный удар враг направил на правый фланг с юга. Вражеские танки прорвались даже к командному пункту 268-й дивизии.
Николай Павлович, как всегда в минуты раздумья либо волнения, стал крутить свой чуб. Он даже сгорбился, словно его придавил невидимый груз. Склонившись над картой, коротко сообщил Путилову и Морозову обстановку, указал направление контратаки немцев.
- Под корень бьют, на соседа давят и на нас могут навалиться.
- Что приказал командарм? - спросил Морозов.
- Продолжать наступление. На угрожаемый участок бросил противотанковый резерв, к утру еще стрелковая бригада прибудет. Она войдет в стык между нами и 268-й дивизией.
- Я пойду, пожалуй, к Федорову, - поднялся с места Путилов. - Не возражаете?
- Нет. Я сам хотел это предложить, Савелий Михайлович. Придется на время батальон Ефименко повернуть на юг. Сейчас переговорю с Хрустицким, танков туда подбросим.
Путилов, завязывая на ходу тесемки маскхалата, направился к выходу.
Симоняк бросил Морозову: Действуй, Осипович. Всё ведь слышал... Он подошел к рации. Переговорил с Федоровым, соединился с Кожевниковым, расспрашивал, сильно ли наседает противник.
- Горячо, - нажимая на о, пробасил командир полка.
- Еще жарче может стать. Поэтому и отправляю к тебе Васильева.
Капитан Виктор Васильев командовал стрелковым батальоном, Симоняк до сих пор держал этот батальон в резерве. Угроза контратаки со стороны Шлиссельбурга заставила передать его левофланговому полку.
Оставалось позвонить еще командиру 61-й танковой бригады Хрустицкому. Но тот сам, узнав о немецких контратаках, пришел к Симоняку. В кожаной куртке и шлеме он выглядел очень молодо, в его живых глазах искрились веселые огоньки.
Симоняк, пригласив Хрустицкого сесть рядом, спросил:
- Можете один танковый батальон на правый фланг к Федорову перебросить?
- А когда?
- Немедленно.
Хрустицкий прикинул, сколько у него танков на ходу, сколько ремонтируется.
- Одну роту отправлю сразу, остальные попозже.
- Ладно. Только давай, брат, не тяни.
- Бегу, товарищ генерал.
Голос Симоняка в этот вечер часто звучал в эфире, его характерный басок сразу узнавали те, к кому он обращался: командиры полков, начальник штаба, командарм. Но разговаривать приходилось не только с ними.
- Вас вызывает командир полка Федоров, товарищ генерал, - доложил дежурный радист.
Комполка просил уточнить, какие подразделения посылает к нему Симоняк и где проходит передний край соседа.
Комдив уже собрался ответить Федорову, но что-то его насторожило в голосе командира полка. Голос звучал как-то слащаво и незнакомо. А почему Федоров переспрашивает то, о чем мы совсем недавно с ним договорились? - подумалось Симоняку. И вместо ответа он спросил:
- Назови первую букву фамилии командира соседнего полка.
В ответ донеслось невнятное мычание.
Комдив понял: это противник настроился на его волну и пытается выведать интересующие его данные.
- Вот же бисово семя, - выругался комдив. И послал в эфир невидимому собеседнику такой соленый приказ, что даже привычный Мамочкин прыснул со смеху.
И позже гитлеровцы еще не раз попадали на волну рации Симоняка, но едва они заговаривали, Мамочкин. сам определял - чужак. Он хорошо знал голоса командиров полков, их обычные интонации и характер речи.
Вечером и штаб переехал на левый берег. На наблюдательный пункт прибежал раскрасневшийся от мороза Трусов. Сличили карты - его и симоняковскую. Особых расхождений не оказалось. Штадив поддерживал с полками непрерывную связь, строго контролировал выполнение указаний комдива. Симоняк всё больше убеждался, что Иван Ильич Трусов растет, что называется, на глазах, становится искусным начальником штаба. Он быстр, но не суетлив, здраво оценивает обстановку, как опытный дирижер управляет сложной штабной махиной, направляет к одной цели все службы.
- Дивизия выполнила ближайшую и последующую задачи, - по-военному лаконично резюмировал начальник штаба, подводя итоги двухдневных боев. - Можно доносить в штаб армии.
- Доноси. И подчеркни: у нас и дальше есть кому и чем воевать.
- Это так, - подтвердил Трусов.
Дивизия имела потери, но они не шли в сравнение с теми, которые она понесла на реке Тосне. Оставались в строю все командиры полков и батальонов, большинство командиров рот и даже взводов. В ротах было достаточно людей, чтобы продолжать наступление.
В приневских перелесках гангутцы чувствовали себя господами положения. Рассеялся тяжелый осадок, который оставил первый наступательный бой, первое столкновение с гитлеровцами. И здесь немцы стреляют, и здесь бомбят, понастроили здесь еще больше укреплений, чем на Тосне. Но тут советские войска имели превосходство в артиллерии и танках. Наша авиация господствовала в воздухе. И люди дивизии воевали по-иному - уверенно, гибко маневрируя, появлялись там, где противник меньше всего их ожидал. Офицеры и солдаты воочию видели: гитлеровцев можно бить. Да еще и как!
Комдив всё узнавал о новых подвигах своих сынков. Настоящим богатырем оказался командир роты ленинградец Владимир Михайлов. Он сам уложил автоматными очередями с десяток гитлеровцев, а трех замертво свалил тяжелыми, как обух, ударами кулаков. Сержант Николай Виноградов пулеметными очередями максима скосил более двух десятков фашистов. Заместитель политрука Василий Будник с двумя товарищами уничтожил вражеское отделение. Михаил Семенов, который с развернутым знаменем Кировского завода несся через Неву, убил в бою трех вражеских солдат и фельдфебеля...