«Вот же!» — нехорошим словом мысленно я помянул Алёнову. Нашла, блин, мотивацию. Теперь эти точно будут тащиться за мной, как привязанные.
Пробежав четыре круга я, наконец, свернул обратно к усадьбе, а гвардейки, добежав до лужайки перед входом, тут же брёвнами повалились на траву, тяжело и с хрипом дыша. Воевода склонилась над ними, удовлетворённо разглядывая, казалось, даже не вспотевшая толком, словно не пробежала вместе с ними всю эту дистанцию. Я уже поднимался по ступеням крыльца, когда услышал, как она довольно произнесла:
— Ну что, хватит с вас, или ещё хотите?
— Не-ет! — послышался слитный стон проштрафившихся женщин.
— Ну, ладно, — Алёнова выпрямилась, с превосходством глядя на подчинённых. — И скажите спасибо его сиятельству, что он согласился своим примером вас подбодрить. А то как миленькие бы у меня в нарядах сидели.
Дальше я перестал слушать, входя в поместье.
Был я, конечно, потный и разгорячённый. Всё-таки десять километров — это десять километров. Слуги тоже давно поднялись, и у входа меня дожидался дядька, давно привыкший к моим регулярным утренним пробежкам.
Я взял услужливо протянутое мне дядькой полотенце и благодарно кивнул. Вытер лицо и порядком намокшие от пота волосы. Белая хлопковая майка на мне тоже успела намокнуть и прилипнуть к телу, и я заметил, как находившиеся там же горничные дружно прикипели взглядом к проявившимся под майкой соскам моей подкачанной груди.
Но тут, как на грех, из дверей столовой появился папА и, увидев подобное непотребство, буквально потерял дар речи от возмущения.
— Живо переоделся! — рявкнул он спустя долгое мгновение. — Это что за бесстыдство⁈ Ты позоришь своим видом весь род!
Я только вздохнул. Не желая участвовать в бессмысленной перепалке, буркнул:
— И вам, папа, доброе утро.
После чего, накинув полотенце на плечи, легко взбежал по лестнице на второй этаж, правда, всю дорогу до своей комнаты мне пришлось выслушивать укоризненное бурчание дядьки.
Звали его Петром, но я в силу личной прихоти именовал по отчеству — Иванычем. Вот Иваныч всю дорогу и бубнил:
— Ваше сиятельство, ну нельзя так. Ну каждый же раз. Но вы же видите, что князь гневается. Ну зачем злить батюшку? Нехорошо это.
— Что нехорошо, Иваныч?
Я остановился возле двери своих покоев, вздохнул:
— Я же не голый вошёл.
— Ох, ваше сиятельство. — покачал головой дядька, — ну, вы бы видели себя со стороны. Да почти что голый. И эти девки. Они же вас взглядами практически изнасиловали.
Я хохотнул, чуть покачал головой:
— Ну, не изнасиловали, не придумывай.
Переодевшись, я вновь спустился вниз, в столовую, где уже стоял накрытый стол, а княгиня с князем изволили завтракать.
— Мама, — я подошёл, чмокнул родительницу в щёчку и уселся на своё место.
По всей видимости, князь нажаловаться уже успел, но мой стратегический ход в виде поцелуя, как и всегда, сработал, и она сразу же подобрела. Поэтому только вздохнула, бросив нечитаемый взгляд на мужа, и произнесла:
— Слава, пожалуйста, перестань смущать прислугу своим видом.
— И в мыслях не было, — тут же обезоруживающе улыбнулся я, — кто же знал, что майка так сильно намокнет.
— Ведёшь себя, как проститут! — вдруг припечатал князь.
— Паша! — возмущённо воскликнула маман, а слуги тут же отвели взгляды, делая вид, что они где-то не здесь.
— И вот так всегда, — пробормотал я, сокрушённо качая головой и наливая себе в чашку куриный бульон.
Принялся прихлёбывать его вприкуску с ржаным хлебом.
— Нет, всё, Маша, — раздражённо содрав с груди салфетку, князь бросил её на стол и поднялся, — мне это надоело, я уезжаю.
— Куда⁈ — удивлённо переспросила княгиня.
— К отцу, в Тихвинское, на неделю. А ты можешь и дальше потакать его поведению.
Он зло ожёг меня взглядом.
— Только потом не удивляйся, когда он совершенно отобьётся от рук.
Маман недовольно поджала губы. Долгие десять секунд о чём-то напряжённо размышляла, затем резко дёрнула плечом, отвела взгляд от продолжавшего стоять мужа и вновь демонстративно принялась намазывать паштет на хлеб. Делая это, правда, несколько более резко, чем обычно. А папА, так и не дождавшись поддержки, только сжал спинку стула до побеления пальцев и гневно прошипел:
— Ах, вот так! Ну ладно, тогда счастливо оставаться, а я уезжаю на две недели!
Зло стуча ботинками, вышел в холл, крикнул камердинеру:
— Степан, собирай чемодан и пусть готовят автомобиль.
Затем, видимо в ответ на вопрос, громко добавил: