А когда будет номер машины, то узнать владельца будет и вовсе делом пяти минут, через ещё одну её знакомую. Нет, положительно, дело складывалось наилучшим из возможных способов.
Пару дней ничего не предвещало. Мы ещё раз встретились с Ликой в пивоварне, пробуя различные магические упражнения начального курса училища. Сами плетения у меня уже получались неплохо. Только были очень тонкими и слабыми. Но я теперь, вместо банального огненного шара, мог внедрять в свои пули и вещи поинтересней. Например, электрический разряд или световую вспышку, даже громовой раскат — то есть очень громкую звуковую волну, способную оглушить всех в радиусе метров пяти от точки удара. Отличное нелетальное средство дистанционного воздействия сразу по площади.
Сначала выстрелить вспышкой, чтобы на время ослепить, затем бахнуть громовой волной, дезориентируя окончательно. Умей я такое, когда мы столкнулись с бандой, крикнул бы Лике, чтоб прикрыла глаза. И стрельнул бы прямо под ноги бандиткам. В ночной темноте эффект был бы весьма болезненный.
А потом, когда я вечером вернулся с очередных занятий домой, меня уже с порога встретила материна горничная с известием, что княгиня ждёт меня в своём кабинете немедленно.
Внутреннее чутьё моментально взвыло, но делать что-то было уже поздно, и я, кивнув и бросив портфель на кресло в холле, направился вслед за горничной.
Заведя меня внутрь, горничная с поклоном удалилась, и мы остались одни.
Лёгкий полумрак разгоняла лишь настольная лампа с абажуром, толстыми резкими линиями вычерчивая лицо княгини Деевой.
Пожалуй, передо мной сидела именно она, не фамильярно называемая мною «маман», а княгиня, глава дворянского рода, опора трона, имевшая право на своих землях карать и миловать. Такая, какой её знали посмевшие навлечь на себя неудовольствие её сиятельства.
Лицо матери было бесстрастно, но я чувствовал не просто злость, а самую настоящую ярость, что клокотала внутри неё. В руках она держала какие-то фотокарточки, разглядывая их с толикой брезгливости на лице.
— Вы искали меня, мама? — максимально вежливо произнёс я.
В ответ она только угрюмо окинула меня взглядом и, поиграв желваками, коротко произнесла:
— Подойди. Сын.
Пауза перед последним словом мне не понравилась. Я видел женщину всякой, но никогда такой, как сейчас. И пока не догадывался, что именно стало тому причиной. Разве что воевода что-то рассказала, но в это мне не очень верилось. Что ж, что гадать, скоро всё и так узнаю.
А затем, когда я приблизился к столу, она буквально швырнула пачку снимков от себя так, что часть из них просто слетела на пол, а часть прилетела в меня.
— Вот, полюбуйся.
Я подхватил несколько, глянул один, второй. На секунду замер, разглядывая очень двусмысленную позу с головой Лики в районе моего таза. Затем спокойно положил их обратно.
— Ну, что скажешь? — спросила княгиня, продолжая сверлить меня взглядом.
— Снято неплохо, — подумав, ответил я, — изображение чёткое, ракурсы подобраны хорошо, некоторые даже с фантазией.
— Неплохо, значит…
Тут едва сдерживаемый гнев вырвался наружу, и, подскочив, так что кресло отлетело в стену позади, маман с грохотом опустила кулак на жалобно крякнувший стол.
— Ты совсем охренел⁈ Связался с кадетой! Что она тебе там делает⁈ А ты что ей делал⁈ Ещё и место нашли, как какие-то шаромыги. Сын княгини Деевой трахается под кустом с какой-то безродной недоучкой. Так ты, значит, блюдёшь свою честь и честь рода⁈
— Если я скажу, что всё было не так, и ты не так поняла, ты же не поверишь? — произнёс я, прекрасно видя, что нет, не поверит.
— Хочешь сказать, что фотографии фальшивка? — в язвительной усмешке искривила губы княгиня, продолжая нависать над столом, — или, быть может, что там не ты, а кто-то похожий на тебя?
— Нет, фотографии подлинные, и там я, — не стал спорить я с матерью, — но повторяю, ракурсы подобраны с фантазией. Мы не занимались чем-то таким.
— А чем вы занимались?
— Она показывала мне, чему их учат в училище.
Женщина только помотала головой, с шумом выпуская воздух из раздувшихся ноздрей. Посмотрела на валяющееся на боку кресло, снова окатила меня злостью, буркнула:
— Сядь уже.
А сама принялась нервно расхаживать по кабинету.
Я присел в кресло, что стояло между столом и коренастым книжным шкафом, а мать принялась допрашивать:
— Что это за девка?
— Кадета третьего курса училища, зовут Лика.
— Ну, хоть имя знаешь, — вздохнула женщина, — а фамилия как?
— Иванова.
Удивления на её лице не было, и я сделал вывод, что она это тоже знает. Что ж, неизвестная мне доброхота хорошо постаралась, выяснив подобные детали, а значит, запираться особого смысла не было. Знает это, значит, вероятно, знает и большую часть остального.